Иеромонах Евстратий: Ружья у нас есть. И для охоты, и для самообороны

Мы уже рассказывали о том, как съездили в заброшенную деревню Черепаново, показали, какой жизнью живут поселенцы, и даже взяли интервью у человека, который сообщил, что отшельники не совсем откровенны с журналистами. На очереди интервью с идеологическим вдохновителем отшельников из Костромской области, опальным иеромонахом Евстратием.

Разговор наш произошел в день приезда в Черепаново, в трапезной общины. В доме присутствовали все поселенцы.

— Когда я накануне поездки к вам общался с пермскими священниками и объяснил им, что еду в Черепаново к иеромонаху Евстратию, они меня спрашивали: «А кто это?» Я объяснил. Спрашивают «А откуда они пришли?». Объяснил. «А а чего хотят?» Как смог, объяснил. Вам не кажется, что гонения РПЦ на вас слегка преувеличены?

— А зачем они у нас детей изымали?

— Это делали не священники.

— Сейчас идет сближение православной с католической церковью, причем без пересмотра со стороны католической церкви заблуждений, которые она привнесла в светскую церковь. В официальных документах РПЦ, а также в публичных высказываниях иерархов, особенно патриарха Кирилла, утверждается идея, что у православных с иудеями, язычниками, мусульманами и еретиками есть некий «всевышний бог» и общие традиционные нравственные ценности. Патриарх Кирилл во всеуслышание неоднократно называл иноверцев и еретиков братьями. Это абсолютно неприемлемо.

Чукотский епископ Диомид об этом же написал письмо патриарху, в итоге на архиерейском соборе ему вынесли осуждение, обвинили во лжи на патриарха и сняли с него сан. Это ли не гонения на человека, который просто напомнил патриарху, что нельзя нарушать присягу, которая запрещает под страхом смерти сближаться с еретичествующими и передавать церковное правление в руки мирских властей?

В 2008 году со священником Василием Тульским мы перестали в своих служениях поминать патриарха. Василий скончался в 2010 году от рака. Так получилось, что ко мне пошла часть его паствы.

— Это не повод уехать жить в заброшенную деревню.

— Мы выступаем против штрих-кодовой идентификации, которой снабжены сегодня все продукты. Все идентификационные номера, которые стоят в паспортах, страховых полисах и прочих документах не должны нам заменять данное при рождении православное имя.

— Почему вы взяли в глухую северную тайгу детей? Учитывая жизненные условия, отсутствие образования и медицины…

— Почему бы вам не задать этот вопрос коренным жителям этих мест?

— Не у кого спрашивать, они ушли отсюда.

— Тогда почему бы государству не задать вопрос о жизнеобеспечении этих деревень и возрождении здесь жизни? Я хотел бы посмотреть на их лица в этот момент. Я надеюсь, вы не вырежете это из своего материала. Это наши дети, мы как родители должны были отдать их в приют что-ли?

— Речь не об этом. Кто здесь будет заниматься их образованием?

— Грешный Евстратий и родители, которые здесь присутствуют.

— Компетенции хватит?

— А разве наши школы обучают детей так, как хотят их родители? Вас полностью устраивает система образования и медобеспечения в стране? У нас тоже здесь не все совершенно, но из двух зол приходится выбирать меньшее. Альтернатива какая: принять идентификацию, прийти в больницу, которая тебя то ли вылечит, то ли зарежет, неизвестно какие прививки там — с ртутью, или чем, а если их не примешь, пришлют отдел по работе с несовершеннолетними.

— Выбор прост. Либо есть медицина, либо ее нет.

— Я врач по образованию. Зачем людям прививки от гепатита «В», им страдают только наркоманы или люди, которые ведут распутный образ жизни?

— Если понадобится принять роды, вы это сделаете?

— Когда придет время, будем решать. Как раньше в деревнях решали проблему родов? Вопрос, где рожать? В роддомах, где врачи родителям говорят, что у них родились мертвые дети, а сами отправляют новорожденных на органы? Придется, видимо, принимать грешному отцу Евстратию, вспоминать институтскую практику. Кого встретите, передайте, что нам не хватает медикаментов.

— На большинстве медицинских препаратов есть штрих-коды.

— Персональные коды мы брать не будем. А то, что привезете, то и примем. Полагаю, в этом греха не будет.

— Верхнюю Колву, ближайшую деревню от вас, скоро закроют. Где будете продукты брать?

— Мы сейчас тут будем жить и не дадим закрыть ни Колву, ни Черепаново.

— Как вы это сделаете?

— Разве нам сюда дорогу не проложат? Наша власть, наше великое здравоохранение, которое финансируется из федеральных средств. Мы же граждане России. Разве о нас наше любимое государство не позаботится. Как вы думаете?

— Я думаю, вы лукавите.

— Я не лукавлю, я юродствую. Вы знаете, как в советские времена было, когда шли гонения на церковь? Вот в этой деревне была библиотека, медицинский пункт, я зашел и удивился, что здесь есть. Здесь даже стерильный шовный материал остался. Здесь школа была, и все было, и люди отсюда уезжать не хотели. А теперь что?

Как у нас было в Костромской области? После того как господин премьер, тогда еще президент Дмитрий Медведев сказал, что надо закрывать школы и фельдшерские пункты, вдруг пошли гореть школы. А где детей учить? Надо переселять. В другой деревне срезали провода. Вот с этого смерть деревень и началась. А здесь тайга, здесь свои законы, здесь все друг друга знают, здесь никто провода воровать не будет.

Фатинья, где у нас документ? — обратился с вопросом к женщине в черном Евстратий. — Где бумаги? Там ответ на все ваши вопросы.

— Ювенальная юстиция привезет конфетки, и покажет по телевизору, как она заботится о детях, какая у нее с ними любовь. А у родителей проблемы с этими детьми. Мы их в детдоме откормим как поросят, чтобы потом в зарубежную семью отправить на усыновление. А что с нашими детьми происходит в США или, тем более, в Норвегии, я не знаю.

К нам в Костромскую область представители ювенальной юстиции приехали за детьми с 15 автоматчиками и 15 сотрудниками полиции.

— К вам уже две недели собирается приехать комиссия, состоящая из чиновников Пермского края. Доехать, похоже, не могут…

— Мне больно, что им наплевать на нас. Поэтому грешный Евстратий молится о грядущем благочестивейшем самодержавнейшем императоре всероссийском при господе нашем. Я очень рад, что нахожусь в местах под покровительством не только царицы небесной, но и Михаила Романова. Я надеюсь, что придет время, когда русские люди настолько захотят, чтобы ими управляли не президенты наши, которые заводят счета за границей и туда все переводят, а русские православные цари, которые будут готовы душу свою положить за народ свой.

Подходит женщина с пухлой папкой в руках. Иеромонах Евстратий начинает листать. Показывает письма Владимиру Путину и ответ на них.

— Мы просили разрешить нам жить в этой деревне без оформления документов самоидентификации. Ответ вы видите — отправить на рассмотрение в Костромскую область. Но как может субъект федерации решить вопрос, который может решить совместно Совет Федерации, Госдума и Президент.

— У вас в общине был человек, который сбежал в Чердынский район и прихватил с собой несколько ваших детей. Почему это произошло?

— Они не сбежали, а уехали. Они сейчас должны быть в Чердыни в монастыре у отца Герасима. Я могу субъективно рассказать эту историю. Хотите высказаться?

Слово взял молодой человек с длинными волосами.

— Этого человека зовут Максим. Он с одной из наших сестер…

— Они хотели жениться, но вступили в отношения до брака, — закончил вместо замявшегося послушника Евстратий. Я отказался их венчать, и наложил на них наказание — не стал причащать их. Поэтому они уехали. С ними многодетная семья из пяти человек с Кубани. Им стало страшно жить нашей жизнью и захотелось назад. Всего уехало девять человек. Дети их сейчас в Чердынском монастыре. Больше я о них не знаю ничего.

В городе мы не видим перспективы для жизни, там засилье супермаркетов и безналичная система расчетов. Президент в 2015 году пообещал, что Россия должна перейти на безнал. А это значит компьютерный учет во всем и персональный подход.

— Путин обещал, что ставки по ипотеке упадут до 5%. Давайте смотреть правде в глаза, не будет безналичной системы расчета через два года.

— Давайте смотреть правде в глаза. У нас закрываются малые магазины, открываются супермаркеты даже где их не просят. В России правят Ротшильды и их финансовые представители. Мы зависим от международных финансовых корпораций, которые вошли в Россию. Они будут вводить систему идентификаций, и президент ничего сделать не сможет. Его переизберут — сделают перевыборы или какую-нибудь «болотную площадь» устроят.

— Не вечно же вам в Черепаново сидеть?

— Мы ждем, что придет православный помазанник, и у нас изменится политическая власть в стране. Если он меня спросит — желаю ли я послужить на благо России, я скажу: «желаю», и буду служить там, куда он меня поставит.

— Если кто-то из вашей общины умрет из-за того, что ему не была оказана медицинская помощь, что вы будете делать?

— Если бы да кабы, в носу росли грибы. Если мировой финансовый кризис будет усугубляться, а голод будет расти, угроза мировой воны на Дальнем Востоке станет реальной. Если эта угроза будет реализована, она перерастет в мировую войну. Если бы вы взяли интервью у сотрудников государственного разведывательного управления или центра стратегических исследований генштаба, они бы вам объяснили популярно, как они видят ситуацию в ближайшее время. Они мне сказали, что скоро ядерная война будет. И лучше не сидеть в Перми или в Москве в наше время. Стоит ударить по системе теплоснабжения или электрификации любого города, и все, конец.

— Сколько человек в вашей общине?

— Больше тридцати. У нас сейчас несколько человек уехали за продовольствием.

— У вас есть оружие?

— Ружья есть. И для охоты, и для самооброны.

— Вы готовы открыть огонь, если это понадобится?

— Да.

— Вы понимаете, что рано или поздно поток людей, которые приезжают к вам с едой иссякнет? Рано или поздно речка покроется льдом, лов рыбы станет невозможным, продукты закончатся. Что будете делать потом?

— В любой стране есть стратегический запас продовольствия. Для того, чтобы такой группе как наша прожить до конца зимы, надо две тонны продуктов в год. У нас еды достаточно.

— Что будет, если чиновники все же доберутся и вам и из Пермского края придется уйти?

— В зиму даже российский чиновник людей не выгонит. Зиму переживем, а там придется уйти. Мы в этом краю зон похожи на колонию-поселение. Так огородите нас по периметру, получится почти монастырь. Единственное, чем мы будем отличаться, это то, что мы на самообеспечении, а не на госдовольствии. Но если нас и государство будет содержать, мы не откажемся. Только идентификацию не применяйте.

Простите меня, что юродствую чуть-чуть. Общество хочет понять, почему мы так сделали. Есть две системы ценностей, они непримиримые, и договориться почти не получится. Надо либо принять систему ценностей современных, мировых, или традиционную православную. Они соединимы в вопросах торговли, но в нравственных вопросах — нет. Поэтому Россия всегда жила в полузатворе от всего мира. Не говорят «святая Англия» или «святая Америка». Говорят «Святая Русь».

Объединить всех можно либо во Христе, либо в антихристе. Общечеловеческие ценности — это толерантность ко всему. В толковом словаре Ожегова «толерантность» — это не просто терпимость. Медицинское значение этого термина — «неспособность организма сопротивляться антигенам, внешней угрозе». Толерантный человек не способен бороться с болезнью, он обречен на смерть.