Золотоплатиновое дно. Репортаж из самого бедного богатого села Прикамья

Было уж примерно час или два глухой, непроглядной осенней ночи. Председатель открыл рот, собираясь, должно быть, сказать: «Кого там лешаки в такую пору? …» Но не успел он ничего сказать. Створка филенчатой двери распахнулась, и на пороге возник человек с топором на сгибе локтя, в мокрой телогрейке и в мятой, затасканной кепке.

Он стоял у двери, промаргиваясь на свет. Мы оба глядели на него. Топор и топорище были в крови, лицо человека, руки и штаны тоже были в крови.

Виктор Астафьев. «Русский алмаз».

Астафьев написал этот рассказ после ночи, проведенной в поселке Промысла. Все слышали про Якутские алмазы и Свердловские золотые прииски. Но мало кто сегодня знает о поселке, где золотые дороги с платиновыми обочинами усыпаны алмазами. Сюда, в самый богатый и самый бедный поселок мы поехали мыть золото.

Трасса. Отворот на Промысла. В поселок не спеша ковыляет пенсионного вида толстячок.

— Мужчина, у вас правда здесь золото роют?

Пенсионер подслеповато прищурился и крякнул.

— Ну вот да, немножко роют.

— Кто роет?

— По ночам роют. Да хто их знат. Вот так роют.

— Как найти их?

— Да как. Ищи…

Через пару сотен метров открывается поселок. Справа дом культуры, слева магазин. В атласе-путеводителе сказано, что в Промыслах есть музей. С его хранителя мы и решили начать экскурсию. Навстречу еще один местный, мужик в мятой куртке с недельной щетиной.

— Мужчина, вы не знаете, где у вас музей?

— Какой?

— У вас их тут несколько?

— Деревянного зодчества что-ли? — задумался помятый. — Ааа, вот туда поедешь, там Женя живет и работает.

Он ткнул рукой в нужном направлении и пошел по делам. Евгения Анатольевна Шуткина встретила нас, и сразу повела к своей гордости. Даша, маленькая дочка директора Дома Культуры, села на велосипед и пошла нас провожать.

— Ваш музей не признан государством?

— Нет, специально он не оформлен.

— Почему вы вдруг решили им заняться?

— В крае есть такой проект «59 фестивалей 59 региона». Черт нас дернул туда вступить. Написали проект, выиграли, наш фестиваль «Промысловские ряды» включили в список. А сейчас говорят — давайте сделаем туристические тропы. О чем у вас можно рассказать? Можно рассказать о лагерях, о добыче золота. Можно о добыче алмазов. У нас тут Астафьев часто бывал, будучи еще корреспондентом. Александр Грин в 1900 году жил. Даша, стой! — окрик матери остановил велосипед девочки у большой ямы.

— У нас кризис был — библиотеку отключали от тепла и от света, вот так библиотекарь и работала только летом, - продолжила наша провожатая. — Остальное время сидела в вынужденном отпуске.

Идем по грунтовке, проложенной через речку Полуденку, о которой писал Астафьев.

Пришли. Музей — еще крепкая бревенчатая изба с пристроем. Внутри нехитрое крестьянское и военное (лысьвенская каска) имущество — сундук, ступка, портреты Астафьева и Грина.

— У нас из вещей есть и древние. Например, вот этот чемодан из фанеры, — показала Евгения Анатольевна. Внутри оказалась ветхая газета «Радянська Україна» от 25 сентября 1960 года с первополоской про итоги пленума.

— Нет человека, который бы этим плотненько занимался, — вздыхает женщина. — Брат мне говорит — сделайте каталог всех этих штук. Куда там, у нас здание недоделанное.

Выходим из музея и возвращаемся на дорогу.

— Это правда, что в Промыслах нашли первый в России алмаз?

— Да. Только он был найден не совсем здесь, а у Алмазного ключа, который впадает в речку Поперечку. У Астафьева есть рассказ «Русский алмаз». Сюжет, который в нем описан, развернулся здесь — махнула рукой наша провожатая в сторону просевшего здания поселкового совета. — Астафьев приехал по делам, остался ночевать в этом здании администрации. Вдруг слышит — стук среди ночи. Заходит мужик с топором. Найдете, почитайте.

— Где здесь золото добывали?

— Везде. Тут карьер, там карьер. Золото добывали старатели, а алмазы добывали на фабриках. Как было дело? В 1829 году Паша Попов здесь нашел алмаз. Через несколько дней алмаз нашел другой крепостной мальчик. Потом около 200 камушков там нашли, и это дело забросили. Пришли старатели. А когда начали заниматься алмазами в 1945 году, построили фабрики, золото опять забросили. Как нашли алмазы на Вишере, эти фабрики забросили. Сейчас все давно развалилось, они же деревянные были. Четвертая фабрика была каменная, но там сейчас такие развалины, что заходить страшно. Охотники за металлом спилили и выдрали все что можно.

— Золото тоже наверное все вымыли?

— Да конечно, — хмыкнула Евгения Анатольевна. — У нас третий год проходит наш фестиваль и третий год намывают.

— Я где-то видела золото, оно валялося у дороги, — включилась в разговор Даша.

— И нам можно попробовать?

— Да. Хоть здесь, под плотинкой. В первый год фестиваля тут две золотинки намыли. За два часа. У нас и сейчас стоят на речке Полуденке, на которой алмаз нашли, тоже моют. Втихаря, тихонечко. Золотом у нас занимаются одна-две семьи, и то не здесь. Они знают места. А сейчас пойдемте к камушку сходим.

«Камушком» оказалась большая темная плита, смахивающая на надгробие.

С возвышенности, где установили камень, открывается вид на ферму. Ее построили на месте одной из алмазных фабрик. Теперь там, где добывали алмазы, ворочаются в грязи свиньи и шустро бегают кролики.

— Почему именно здесь поставили памятник алмазу?

— Здесь дорога была проезжая. Он сейчас стоит чуть боком — это когда зимой газовики чистили, зацепили его. Отсюда хорошо видно и гору Колпаки, и весь поселок. Алмаз на самом деле был найден там — протянула руку Евгения Шуткина. — Там алмазный ключик впадает в речку Поперечку. И вот там-там-там по эту сторону от Полуденки алмаз был найден. Даня, пойдем.

— Бегу-бегу-бегу, — отозвалась девочка.

— Грибов тут наверно много?

— Местами. Кто-то бродит и находит, а кто-то ни с чем уезжает. С этими фестивалями мне и в лес ходить некогда. Даже огород прополоть не успеваю. С кучей организаций договариваемся. Фестиваль это и питание, и транспорт, и коллективы. Плюс приведение в порядок этих мест. Там дальше воооот такая свалка. Ее каждый год убирают и снова появляется. Когда я была депутатом поссовета, мы выходили с инициативой, нам ответили — собирайте документы, у нас нет денег на это. Поселение такое нищее, несмотря на то, что мы живем на золоте, на платине и на алмазах.

— Здесь у нас самая первая земляника зреет. Рыжиков — море! А вот это карьер, — приостановилась у впадины Шуткина. — Раньше на месте этой березы стояла церковь. А тут было кладбище. Когда тут рыли алмазы в 45-м при Сталине, кости складывали отдельно, породу отдельно. Безобразие ужасное. Батюшка всех анафеме предавал. Ну что делать.

Местных на алмазных фабриках было мало, в большинстве своем приезжие. Пригнанные. В основном, заключенные, но были и репрессированные. Им-то что, кости их предков в другом месте.

Спускаемся в карьер. На дне остатки надгробий из белых камней с высеченными на них датами, фамилиями и прочим, уже нечитаемым текстом.

— Блиииин, — протянула Шуткина. — Уже раскололи! В прошлом году еще целые были. Варвары!

— В прошлом году был еще целый памятник, — вспоминает Даша.

— Яков Петрович Крючков, — легко читается на куске плиты. — 1896 год. Кто это был?

— Я не знаю! — горько ответила Евгения Анатольевна.

Теперь вряд ли кто-то узнает. Ни одного целого надгробья мы не нашли. Проходим мимо свежих отвалов. Здесь тоже мыли. После того, как фабричные выбирали из земли алмазы, порода вместе с золотом и платиной шла в отвал.

— Этими отвалами посыпали дороги. Вот мы и смеемся — ходим по золоту, а живем в нищете, — улыбнулась Шуткина. — Вот и перемывают старатели старые отвалы потихоньку.

Идем дальше.

— У нас за речкой, там, где историческая часть поселка, жилые дома по пальцам пересчитать можно.

— Куда уезжают?

— Часть поближе к центру поселка, к цивилизации, а часть просто уезжают отсюда. Бабушки умирают. В школе осталось 36 детей, в прошлом году еще было 45. В садике группу из 20 еще наскребут, груднички вместе со старшими.

— Расскажите про старателей.

— Когда в Промыслах активно мыли золото, только на одной улице села стояло 30 трактиров.

— На какие деньги гуляли?

— Старатель приезжал сюда, ему давали подъемные. Он обосновывался, намывал золотишко, сколько сдавал, ему столько и платили. Он мог один день работать, три не работать.

Жили тут люди, дикие как звери. Ходили по лесам мыли золото, приходили с мешками самородков, с мешками монет возвращались в леса.

У нас был такой старатель — Рябов. Денег заработал — давай всех угощать пить. В старых летописях читали. Вот он как-то раз также пришел. Лето. Старшие на покосе, в домах дети и старики. Покосники приходят, нет никого, все пьяные валяются. Что такое? Рябов гуляет! И он всех остальных напоил. На два дня — ни покоса, ни старателей.

Дашу отвели домой. Мы вернулись к центру поселка, зашли в Дом Культуры.

— Евгения Анатольевна, кто нам может показать, как мыть золото?

— Татьяна Николаевна, она у нас геолог, с детьми в походы ходит.

Шуткина набрала номер на кнопочном телефоне.

— Татьяна Николаевна, ко мне пришли три человека, хотят попробовть помыть золото. Да, просто так. Туда же? Хорошо, спасибо!

На этом экскурсия по поселку Промысла заканчивается, начинается рассказ о том, как мы мыли золото. Подробности в следующем фоторепортаже.