Участник митинга в Кудымкаре: «У дочки животик был еще теплый, а ручки уже холодненькие»

29 ноября в Кудымкаре пройдет митинг горожан, недовольных качеством оказания медицинских услуг и высокой младенческой смертностью. Претензий у организаторов много. Они требуют тщательного расследования каждого смертельного случая, настаивают на отставке главврача окружной больницы вместе с пятью заведующими отделениями, указывают на необходимости приобрести реанимобиль.

У каждого из участников митинга своя история. На акцию «За качественную медицину» придет и Елена Петрова, мама умершей в местной больнице Есении.

12 апреля 2012 года Есения родилась с врожденным пороком сердца. Выяснилось это не сразу.

— Беременность проходила нормально. Когда родилась, врачи услышали у нее в сердце шумы и отправили в окружную больницу, детское отделение. Толком диагноз поставить не могли, потому что порок сердца у нас единственный такой, говорят, в городе. Единственный желудочек сердца. Обычно четырехкамерное, а у нас — трехкамерное, — рассказывает мама Есении.

— Почему не могли поставить диагноз?
— Думали, что над ними смеяться будут в Перми, если они поставят такой диагноз. Все поставили под знаками вопросов. У нас много чего отсутствовало, некоторых клапанов у нас абсолютно не было. Второй раз нам делали УЗИ уже два врача-кардиолога, смотрели по энциклопедиям и не могли выявить, что такое, как там расположено, куда все делось.

Точный диагноз девочке поставили лишь 20 апреля на консультации в пермском «Институте сердца».
— Там тоже были все…(удивлены — Properm.ru), все улыбались мне, увидели такое сердце. Я говорю: «Что с сердцем?». А мне они говорят: «Не вникайте».

Девочку поставили на учет и сказали, чтобы при ухудшении ситуации немедленно обращались к ним. Пока велели следить за сатурацией (параметр мониторинга жизненноважных функций организма, характеризующий уровень насыщения кислородом гемоглобина крови).

Когда Елена с дочкой вернулись в Кудымкар, выяснилось, что пульсоксиметра для измерения сатурации нет ни в местной больнице, ни в поликлинике. За ним пришлось возвращаться в Пермь и покупать на свои деньги.

— В мае у нас начались приступы удушья. Про них мы абсолютно ничего не знали. Нас никто не предупреждал, что такое вообще может быть. Она (Есения — Properm.ru) заревела, мы на улице гуляли. Я ее успокоить не смогла и поняла: что-то не так. Через неделю приступ повторился.

6 июня маленькая Есения в сопровождении матери вновь вернулась в «Институт сердца» для обследования и консультации с завотделения детской хирургии Михаилом Сухановым. К этому моменту у ребенка появилась одышка, и при движениях иногда был цианоз (синюшная окраска слизистых оболочек или/и кожного покрова) верхних и нижних конечностей. Через два дня из «Института сердца» Есению выписали.

17 июня случился первый одышечно-цианотический приступ, через три дня — второй. Дозвониться до «Института сердца» не получилось — никто не брал трубки.

26 июня случился третий приступ, родители Есении вызвали скорую. К приезду медиков приступ прошел, но ребенка все же доставили для консультации в детское отделение Коми-Пермяцкой окружной больницы.

— Спустился Черноусов (заведующий детским отделением) и спросил: «Почему вас до сих пор не прооперировали?». Когда нас определили в палату, я была ошарашена поведением некоторых пациентов. Все бегали из одной палаты в другую. С разными заболеваниями, даже с пневмониями. Это было место, которое нам нужно было избегать из-за нашей болезни во избежание заражения инфекцией.

На ночь Елена отпросилась домой и, взяв необходимые таблетки ушла. На следующее утро она поинтересовалась получилось ли у врачей дозвониться до «Института сердца», но Черноусов сказал, что женщина должна звонить сама: «Вы там на учете состоите, они вас знают».

29 июня Елене удалось дозвониться до детского отделения «Института сердца», которое к тому времени уже переехало в «Город сердца».

— Через некоторое время со мной связалась Елена Комарова (кардиолог «Института сердца» — Properm.ru). Я рассказала про состояние дочки. Она ответила, что из-за переезда в новое здание плановые операции приостановлены и сказала, что перезвонит после консультации с Михаилом Сухановым.

Кардиолог из Перми перезвонила на следующий день и сказала, что плановую операцию проведут только в июле. Комарова очень удивилась, что ребенку не прописали аспирин-кардио, ведь это обязательный для такого случая препарат. Кроме того она сказала, что если у ребенка будет тяжелое состояние, заведующий отделением Черноусов должен связаться с Михаилом Сухановым для решения вопроса о транспортировке ребенка в Пермь.

— У нас из лечения были одни таблетки (в Коми-Пермяцкой окружной больнице — Properm.ru). «Рибоксин», который 20 рублей стоит и невролог нам выписал «Пирацетам». Все лечение. У нас нет высокотехнологичной помощи.

Мы уходили домой. Пятница настала. Я отпросилась у Татьяны Казанцевой, нашего врача. Она сказала: «Можете уйти на выходные, а в понедельник я вас выпишу».

— Почему операцию запланировали лишь на июль?
— Потому что Суханов сказал, что пока нам не требуется операция. Надо ждать, когда девочке исполнится 3 месяца: «Когда вы приедете на консультацию — тогда посмотрим, оперировать или нет». На то, что приступы начались, внимания не обратили.

1 июля случился очередной приступ. Самый тяжелый.

— Когда врач нас отпускала домой она сказала: «Если вам будет плохо, то вы скорую не вызывайте».
— Почему?
— Потому что ее накажут. Она же не пишет, что нас отпустила.

Около 12:00 ребенок начал плакать — начался приступ.

— Через 5–10 минут мы приехали на машине в больницу, в детское отделение. Медсестры на посту не оказалось — был обед. В ординаторской врачей тоже не оказалось. Я закричала. Выбежали, стали давать кислород. Но это была просто трубка, без специальной маски. Из трубочки шел очень сильный поток кислорода и ребенок не мог его вдохнуть. Ребенок продолжал задыхаться. Дежурного врача (из соседнего корпуса) ждали минут 40.

Чтобы понять, усваивается ли кислород в крови, врач попросила у родителей ребенка пульсоксиметр. Пришлось срочно ехать домой за прибором.

— Одна медсестра, обращаясь к другой попросила кислородную подушку, на что та сказала: «Где мы ее сегодня в воскресенье достанем?». До реанимации долго не получалось дозвониться. В одном отделении реанимации сказали, что мест нет. Муж взял ребенка на руки и мы побежали до реанимации, которая находилась в другом здании.

Дежурный врач сказала, что при транспортировке кислородного баллона хватит только на 40 минут. И добавила: «Мы поставили вас в РКЦ (Реанимационно-косультативный центр. Подразделение, которое оказывает высококвалифицированную реанимационную и анестезиологическую помощь в удаленных от центра населенных пунктах — Properm.ru)».

Чуть позже Елене сообщили, что в РКЦ их поставили в очередь только на следующий день.

Утром 2 июля Черноусов рассказал, что общался с Сухановым, и они договорились созвониться в 14:00. Девочку из детского отделения накануне перевели в реанимацию. Ждать больше было нельзя, и Елена поехала в Пермь лично переговорить с Сухановым насчет транспортировки.

— Объяснили все Суханову, показали все результаты УЗИ. Он сказал: «Да, есть все показания для операции».

— Суханов нам в лично в лицо сказал, что это хорошо, что ситурация низкая. Для проведения операции — идеально, — вступает в разговор Сергей, отец Есении.

По возвращению в Кудымкар, около четырех часов вечера, родителей Есении ждал неприятный сюрприз.

— Пришли в больницу, а врач нам говорит: «Вам отказали». Как отказали? Нам сказали все, везите. «Нет. РКЦ позвонили, сказали Суханов позвонил им и сказал: «Сегодня не транспортировать. Мест нет».

Ребенку стало хуже. Есению готовили к транспортировке — перевели на ИВЛ, поставили катетер. Родители девочки вернулись домой и стали звонить в Министерство здравоохранения, в приемную «Единой России», даже на московскую Горячую линию «Сердце ребенка». Последние сообщили, что в Научном Центре сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н. Бакулева готовы принять ребенка хоть на следующий день, но вопрос транспортировки должны решать местные врачи.

Когда родители Есении вернулись в больницу — они увидели, что окно реанимации, где лежала их дочь было открыто.

— Головкой она лежала к окну как раз. Сквозняк. В палате я увидела врача вообще из гинекологии. Оказалось они просто пошли покурить вместе. Реаниматолог сказал, что состояние по-прежнему тяжелое. Но оказалось, что у нее поднялась температура под 38 градусов, и ее будут проверять на пневмонию. Два раза снимок делали. Пневмонии не было.

3 июля ранним утром , Евгения проснулась от кошмара. Приснилось, что ребенок умирает, что машина приехала.

— Я сразу позвонила в реанимацию. Там сказали, что у ребенка останавливается сердце. И уже ничем нельзя помочь. Ребенок уже все. Нас пустили к нашей малышке. Дочка лежала голенькая, даже не синяя, вся в трубочках. Все сырое было. Животик еще теплый был, а ручки уже холодненькие. Распашонка была снята почти, под ней все сырое. И это при открытом окне.

После ребенка забрали служащие морга, но позже оказалось, что девочку повезут анатомировать в Пермь.

— К нам вышла врач, у которой мы находились под наблюдением и сказала: «Мы не в силах были помочь. Только операция нужна была. Сердце просто сжалось, перестало работать».
— Какую причину смерти озвучили?
— Порок сердца. У нас было много пороков. По приказу Министерства здравоохранения, ребенок должен был быть прооперирован в течение первых восьми дней жизни. Уже после Сергей Суханов заявил, что ребенок умер от пневмонии, и вообще был не транспортабельный.

Через восемь дней после похорон родители девочки начали писать заявления в правоохранительные органы. Прошло уже больше двух лет, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

— Мы написали заявление в прокуратуру. Оттуда переслали в следственный комитет. Там сообщили, что, возможно, усматриваются признаки статьи «Неоказание помощи больному». Но эта статья закреплена за ОВД, поэтому все материалы перенаправили туда.

В деле два тома. Копии наших документов, отписки — «Мы отправили запрос… нет ответа. В связи с этим просим продлить материал еще на 30 суток». И так каждый месяц. Из материала нет ничего. Никто не был опрошен.

— Когда лежали в больнице еще — в детском отделении находились дети с вирусными заболеваниями. Они должны были находиться в инфекционном отделении. Никто не был опрошен, материалы не были запрошены. Проводилась служебная проверка (в КПОБ — Properm.ru). Результаты не были запрошены. Нужно было опросить врачей «Города сердца» — тоже не сделано, — говорит Сергей.

— Сейчас дело разделили по двум фактам. Один в Ленинском районе Перми, где «Институт сердца» находится. А «Причинение смерти по неосторожности» отправили сюда, в наш следственный комитет. У нас тут, говорят, отказали, но уведомления мы не видели. Я говорю: «Почему тогда у нас тут (в КПОБ — Properm.ru) не выявили пневмонию? Потому что не взяли необходимых анализов», — рассказывает мама погибшей девочки.

Проверка Росздравнадзора, как рассказывает Елена, вскрыла, что некоторые записи в документации лечебных заведений отсутствуют. Как раз в то время, когда окружная больница вела переговоры о транспортировке с «Институтом сердца». Записей нет и в «Городе сердца»: «Как будто они и не созванивались никогда».

— Там все было дописано-переписано. Им даются сутки переписать всю карту. Потом правды не найдешь. В карточке все записи были дописаны, видно, что другой рукой. Надо сделать так, чтобы записи, которые ведут врачи, уходили на какой-то удаленный сервер, куда уже будет не добраться.

Недавно Елене рассказали, что пришел отказ в возбуждении уголовного дела: «В действиях нашей больницы ничего не усматривается. Все проводилось как надо. А экспертизу проводили Пермские врачи. Те же самые».

— В результатах экспертизы было указано и то, что ребенку должны были сделать операцию в течение первых восьми дней жизни. А последствия наступили якобы из-за того, что мы сбежали из больницы и прекратили лечение. Хотя по документам видно, что все таблетки мы получили.

Они заявили, что причина осложнений в том, что я якобы прекратила лечение. А так в принципе ребенок был хороший, здоровый. Не было показаний для транспортировки, для операции.

— Получается в первый раз нам отказали в транспортировке из-за того, что там (в «Городе сердца» — Properm.ru) было открытие. Имидж федерального центра мог бы пострадать. Представляете, привезли тяжелого ребенка, который может умереть на операции, — рассуждает Сергей.

— Что вы планируете делать дальше?
— Сейчас будем ждать, какое решение примет следственный комитет Перми. Мы все-таки надеемся, что в отношении Суханова возбудят уголовное дело, о его бездействии можно сказать.

Организаторы митинга говорят о том, что за три последних года в родильном отделении Кудымкарской больницы умерли 22 младенца. В понедельник, 24 ноября, руководитель администрации губернатора Пермского края Алексей Фролов и министр здравоохранения Пермского края Анастасия Крутень в сопровождении врачей и общественников срочно выехали в Кудымкар успокаивать организаторов митинга.

Новый глава города Иван Мехоношин в разговоре с Properm.ru поспешил всех успокоить: не все так страшно.

«Я думаю, что после (совещания 24 ноября— Properm.ru) в митинге не будет смысла, — убежден мэр Кудымкара. — Там все расскажут. Все расскажут. Смысл-то в чем? Думаете, на митинг много приходит? Дай бог бы на совещание с такого уровня руководителями пришли. Посмотрим, сколько.

Иван Мехоношин: