Пермяк в ДНР: Могут убить, если я покажусь подозрительным. Такая лотерея

37 лет назад Дмитрий Иванов родился в Пермском крае, в городе Усолье. После развода родителей вместе с матерью переехал к бабушке, в небольшой город Иловайск под Донецком. «Я родился в России, сам русский, но паспорт у меня украинский. Учился здесь, служил в армии здесь, ну и семьей обзавелся здесь. Нас тут таких много, раньше же было так: «Русский-не русский, какая разница? Живи, ради Бога!» — начал свою историю Дмитрий.

От Иловайска 35–40 километров до Донецка. Там постоянно идет бомбежка. Сейчас уже понятно, что это война. А в августе, я бы это войной не назвал. Война ведь — это когда одна сторона вооружена и вторая — тоже. А у нас не было вооружения. Просто поднялись люди против новой власти, не хотели этот фашизм. Когда мирных лупит армия, это не война. Это убийство.

Август 2014 года

(10 августа украинские части («Донбасс» и «Азов») попытались взять Иловайск силой — Properm.ru). В августе мы хоронили наших ребят-ополченцев по три человека в день. Это были шахтеры, железнодорожники, у нас ведь город железнодорожников. Здесь нет заводов, фабрик. Все предприятия — от железной дороги. В советское время Иловайск считался «кавказскими воротами». Поезда, которые шли из Москвы на Кавказ, проходили через нашу станцию. Наш вокзал в свое время приказал отстроить Брежнев. И это, по-моему, единственный вокзал в Союзе, в основу которого были заложены все сорта мрамора.

В советское время никто не готовился к войне, поэтому и бомбоубежищ не было. В августе люди прятались в подвалах обычных жилых домов. В нашей четырнадцатой школе был самый глубокий подвал, а в нем котельная, есть где укрыться. Люди ломанулись туда. И нацики каким-то образом «пронюхали», зашли с полей… Их провел председатель колхоза. Предатель, зараза! Провел их полевыми дорогами, где нет блокпостов. И вот они заняли школу, людей взяли в заложники, четырех убили, закопали в школьном саду. Якобы, кто-то им доложил, что эти люди — сепаратисты, участвовали в организации референдума.

Когда нас бомбили, конечно, в горячке, у меня было желание пойти воевать. Но, если трезво оценить ситуацию — мы и так не очень хорошо живем. Допустим, завтра убьют. Куда жена с дочкой? Она медсестра, получает 1200 гривен. Я работаю сварщиком на железной дороге, приношу основной доход. Что вообще такое, когда простой, гражданский человек берет в руки автомат? Ты же воевать не умеешь! Тем более, с другой стороны лупят снайперы.

В ополчение ушло много иловайских. Взять того же Гиви (командир повстанцев в звании подполковника армии ДНР, получивший известность в результате боев за Иловайск — Properm.ru), он тоже из Иловайска. Знаю, что в августе заходили добровольцами ребята с Чечни. Смешная ситуация была: начинают бомбить, бежим в школу. Сумка с продуктами, ребенок, жена…На входе стоит мужик бородатый, кавказской национальности. Говорит: «Пусть жена и ребенок пробегают, а тебе там делать нечего — бери автомат, пойдешь с нами воевать!» Я сумку отдаю жене, говорю: «Давайте пока, я домой пошел. Задолбали, с вашей войной!».

Пока с минометов били — еще можно было тут сидеть. Миномет можно угадать и успеть спрятаться. А когда уже начали градами бить — тут земля тряслась, потолок в погребе прыгал.

Лагерь беженцев, Ростовская область

Нас не выпускали из Украины на таможне, потому что с нами был 14-летний племянник. Родители парня отказались выезжать, у них свое фермерское хозяйство, не могли оставить. Я им объяснял, что если накроет градом, они ничего не спасут. Но ни в какую. Бывают такие люди. Попросили нас забрать сына. И вот нам говорят на таможне, мол, чужой ребенок, давайте доверенность. Россияне — молодцы, принимали, понимали ситуацию. Пропускали. А с украинцами— проблемы, чуть не до драки. Толкают назад. А куда назад? Под бомбежку, с дитем? В общем, с боем, прорвались.

В Матвеев-Кургане (поселок Ростовской области, где находился лагерь беженцев — Properm.ru) нам сказали, что остаться тут нельзя. Ростов, Краснодар, Москва, Санкт-Петербург, Сочи не входят в программу переселения, и так густо населены. Предлагали Дальний Восток, Урал и Заполярье. Сначала нас послали самолетом в Иваново. Жили в заброшенном детдоме четыре дня. Приехал «покупатель», сказал, что нужны сотрудники для работы в колхозе. Сварщиков было не надо, медиков — тоже. Мы к тому, кто распределял нас — «Отправьте куда-нибудь, нужно трудоустроиться». У меня шестой разряд, я специалист. Предложили Мурманск. Сказали: «Долго не задерживайтесь, людей много, предлагаем — сразу цепляйтесь за это».

Нам дали МЧСовские билеты на поезд. Директор лагеря беженцев говорит: «Обращайтесь в ФМС, вы уже есть в программе, в компьютере. Скажете: «Я по распределению приехал». Предъявите паспорт. И они уже вас распределят. Тем более, Мурманск входит в программу. Там нужны люди и ваши профессии востребованы».

Мурманск

Приезжаем туда, приходим в центральный ФМС: «Здравствуйте, мы беженцы…». Протягиваем паспорта. Они говорят: «Ну и что?» Мы говорим: «Мы в программе по переселению беженцев, нам сказали к вам обратиться». Они: «Мы ничего не знаем. Ну, ладно, идите на общих основаниях, как обычные переселенцы». Мы вышли с детьми на порог. Я офигел.

Изначально нам сказали, что мы будем жить в общежитии, кормить будут три раза в день, мы будем проходить медкомиссию, и нам помогут трудоустроиться. Говорили, мол, если вы поедете не через лагерь беженцев — будете считаться простыми туристами. А если попадете в Россию через лагерь — то вами будут заниматься в ФМС, государство не бросит. Конечно, мы на это пошли. А оказалось — никто нам не рад.

Уже вечер. А нам же надо где-то квартиру снимать. Стали подходить к людям, спрашивать. И тут парень какой-то идет, лет 25. Говорит: «А пойдем к нам, переночуете, дальше видно будет, мы поможем». Получилось так, что он полицейский. Представляете, сам с женой снимает квартиру, взял нас туда, да и еще два месяца уговаривал остаться. Наверное, таких людей можно лишь раз в жизни встретить.

На следующий день я пошел работать по профессии. Работал сварщиком у частника, делал решетки, двери. Хороший коллектив, отличные ребята. Пацаны меня одели-обули, к зиме подготовили. Мы же приехали в шортах, шлепанцах и в футболке. А через две недели начались заморозки.

Оформили ребенка в школу, а жена пошла туда уборщицей. Хотела по профессии, в больницу, но там сказали: «Ваш украинский диплом не катит». А переучиваться стоит 40 тысяч.

Так прожили август и сентябрь. Наступили морозы. У жены начался депрессняк. Представляете, ни одежды, ничего! Мало того, что живем у людей, так нам еще и говорят: «Давайте, мы вас приведем в магазин, обуем и оденем!» Тяжело. Я переезд перенес легче, потому что я от своего предприятия часто по командировкам ездил. Жена — коренная украинка, никогда никуда не уезжала.

Нас сразу предупредили: МЧС отправляет только в один край. Если, мол, надумаете назад, то только за свой счет. Я много работал, мы насобирали денег на билет и поехали обратно.

Иловайск, спустя два месяца

Приехали, обалдели. Город наполовину разрушен. Мародерство. Для профилактики, бывает, поймают человека, прикладом по голове настучат, потому что убивать жалко. Но это не помогает. Ночами просыпаешься, смотришь — ванная стоит на дороге. Видать, чью-то хату бомбанули, а ванную решили сдать в прием металлолома.

Приходили гуманитарные грузы из России, но все равно не хватает всем. Сейчас в Иловайске выдают гуманитарку только тем, кому 65 лет и выше. Кормят бесплатно детей, раненых и больных. Пенсию старики с июля не получают. Нас перевели на трехдневку, чтобы людей не сокращать. Но мы просто сидим на работе. Бензина же нет, солярки — тоже, техника стоит, стройматериалов нет.

Иловайск разделен пополам железной дорогой. С одной стороны многоэтажки, с другой — частный сектор. Мы живем в частном секторе. На нашей половине школа, №14. Ее разбили. Сейчас мы вынуждены ездить на другой конец города, за восемь километров, в двенадцатую школу.

Чтобы заправиться, выезжаем в Россию, в Матвеев-Курган. Это 75 километров отсюда. Нашей ДНРовской таможне пофиг — хоть бочку бензина перевози. Российская таможня разрешает только бак заправить и с собой лишь 10 литров взять. Я говорю: «Ребята, у нас город разбитый, заправок нет. Нам детей возить. Разрешите хотя бы канистру!» — «Нет, 10 литров». Решил схитрить. Взял канистру, налил 14 литров. Таможенник открывает канистру: «У тебя тут больше половины!» Я: «Честно скажу, тут 14 литров». Он говорит: «Выливай!» Я говорю: «Ну разреши, дружище, я проеду. Мы же друзья, мы же за Россию!» А он говорит: «У тебя паспорт украинский, ты украинец. Я не хочу из-за вас терять работу». Не понимаю этого. Вроде Россия нас признает, но, в то же время, все законы остались старыми.

Магазины работают, но у людей нет денег. Дурная война. Вроде бы воюем с укро-фашистами, но наша Донецкая железная дорога подчиняется Киеву, выполняет его приказы и деньги получает на его стороне. Получается, мы ездим к врагам получать зарплату. Мне перевели за декабрь деньги на карту, но снять их не могу. Банки закрыты. Ближайшие банкоматы работают только в Славянске и Краматорске, где стоит нацгвардия. Нам надо к ним. Они проверят по спискам, не воевал ли я против них. Они могут мне руки заломать и убить, если я покажусь им подозрительным. Вот такая лотерея.

Мы не платим ни за свет, ни за воду. Живем как народные депутаты (смеется). Даже интернет киевский, «Укртелеком». Бесплатный. После войны мы приехали, домашний телефон работал, а интернета не было. Я позвонил в Киев, говорю: «Включите связь!» Мне говорят: «У вас задолженность». Я говорю: «Мне негде оплатить, и нечем. Денег нет, предприятия закрыты». В общем, с октября я не плачу, Киев все бесплатно дает.

У меня много знакомых, у которых родственники в Виннице, Одессе. Все говорят: «Вы че против нас воюете?» Мы говорим: «Да вы чего, мы вообще против войны!» Люди говорят, что просто в спину толкают, заставляют воевать…Пришло правительство такое. Взять вон, Верховную Раду, перестрелять и все! Вся проблема — в них! Мы всегда жили мирно. Ну, бурчали на нас «западенцы», кричали нам: «москали», мы им — «бандеры!» И все. Никто за оружие не брался, не было междуусобиц.

В 1999 году мы, железнодорожники, ездили в Закарпатье строить дорогу. Во Львове были, в Чопе, везде нас встречали «на ура». И старались даже с нами по русски разговаривать, хотя мы понимаем украинский. Никакой вражды не было.

Меня волнует такой вопрос: почему Янукович проявил трусость? Эта война из-за того, что он метался. Наобещал, когда баллотировался, что мы подружимся с Россией, будем на нее работать. Выбрали его. Но он, забыв про обещания, полез в Европу. В итоге — ни там, ни сям. Побоялся разгонять майдан. Побоялся проявить характер. Там не надо было стрелять и убивать. Зима была, холодно. Вон, пожарными машинами обливай людей, они и сами разбегутся. На том все и кончится.

Но заварилась эта катавасия. Создал нам, семи миллионам человек, сумасшедшие проблемы. Сейчас 22 области воюют против двух — Донецкой и Луганской. В России тоже, можно сказать, из-за санкций теперь страдают 140 млн человек. А сам сейчас живет в Ростове-на-Дону, на берегу Азовского моря. Я не знаю, почему Путин такой добрый. Я бы на его месте взял Януковича за ухо и в Магадан, в палатке жить!

Простым людям не важно, кто будет президентом — Янукович или Бендера какой-нибудь. Лишь бы жить хорошо. Но ведь это не власть, когда убивают. Пришли какие-то наемники.

Я не специалист, но считаю, что цель — Россия. Мы — так, поле боя, между Россией и Америкой. Россия не хочет на своей территории войну, я это понимаю. Но куда деваться нам? Живем в неудобное время в неудобном месте. Живем для статистики. Нас каждый день по десять человек убивают, показывают это всему миру. Лупят нас и смотрят на Россию, долго ли она будет это терпеть. Если ДНР захватят, они почувствуют силу, скажут: «Гляньте, у нас получилось Донбасс сломать, заберем и Крым». А в Крым войдут — Россия введет войска. Начнется третья мировая.

Сейчас мы снова хотим уехать туда же, в Мурманск. Я волнуюсь за дочь. Ей восемь лет. Она постоянно приседает на пол, не хочу расшатывать психику. А жене жалко дом. Но ведь дом — это ерунда! Я говорю: «Давай не будем эгоистами, ради ребенка уедем, заново построимся. Если опять начнут бомбить — мы уже не вырвемся». Пока не могу ее убедить.