«Один из наших принципов — не сотрудничать с партиями». Как живет крупнейшее волонтерское движение Перми

— Чем ты занимался до того, как организовал волонтерское движение?

— Я был парнем зашоренным, не интересовался практически общественной жизнью. В свободное время ходил в кино, бар или клуб. Какие-то общегражданские темы меня не интересовали. Занимался страхованием. Не закрылась бы наша контора, может быть я бы так и работал. Потом попробовал себя в другом месте, пришлось тяжело, поскольку раньше я развивался только в одном узком направлении. В итоге спустя полгода уволился. Был небольшой запойный преддепресивный период.

— А как ты в волонтеры попал?

— Когда я работал в страховой компании, все было в порядке — зарабатывал нормально, у семьи все хорошо. Однако меня не покидала мысль, что хочется быть полезным обществу, отдать ему какой-то долг. Но когда ты работаешь 5/2, то в конце недели уже не остается сил, хочется просто отдохнуть за эти два дня. Поэтому, когда была возможность, я помогал финансово благотворительным фондам. Просто открывал онлайн-банк, переводил деньги и спокойно спал. Но после увольнения сложилась ситуация, что денег стало меньше, а времени больше. Тогда я увидел в соцсетях, что проводится набор волонтеров на 9 Мая. Это было 70-летие Победы. Занимался набором «Пермский центр развития добровольчества», который сейчас затух.

— Набирали всех подряд?

— Нет. Попасть оказалось непросто. Пришлось поучаствовать в нескольких субботниках и выполнить задание, чтобы получить баллы и принять участие в параде 9 Мая. У них был список различных памятных досок, которые нужно было привести в порядок. Я выбрал ту, что в честь летчика Анвара Гатауллина, потому что она недалеко от дома. Пришел, увидел, что эта памятная доска находится на высоте 2–3 метров. Начался квест — найди лестницу. Неподалеку был мини-маркет, у них была лестница. Я попросил ее на время, объяснил для чего, но мне отказали. В итоге я пришел ночью, взял у них эту лестницу, помыл доску.

9 Мая прошло, мне понравилось, я загорелся идеей. Стал узнавать, кто на тот момент, кроме «Пермского центра развития добровольчества», занимался волонтерством. Оказалось, что практически никто. Был узкопрофильный «Мемориал» и спортивные волонтеры типа «Пармы». Событийным волонтерством практически никто не занимался. Тогда же в мае я сделал группу во «ВКонтакте» и позвал туда 25 человек из мой бригады с парада. Мы начали принимать участие в разных фестивалях, первым событием были «Крылья Пармы», потом были «КАМWA«, «Флаэртиана», «Большие маневры» в Хохловке.

— Сейчас в группе вас около 4 тыс. человек. Как люди узнавали о сообществе?

— У нас самый главный канал распространения информации — сарафанное радио. Почти половина волонтеров приходит именно по рекомендации друзей, знакомых.

— У тебя нет работы, ты волонтеришь. А живешь на что?

— Волонтерство — это хобби, которое занимает 90% времени и практически не приносит дохода. Но редкая возможность заработка есть — когда организаторы вовлекают в оргкомитет мероприятия, такая работа оплачивается. Плюс меня приглашает центр «Грани» и «Гражданская палата», чтобы провести тренинги. Большая часть моего дохода все-таки — это простые шабашки. Живу я гораздо скромнее, чем в годы работы на страховую компанию. Наверное, я больше удовольствия получаю от волонтерства, пусть оно и не оплачивается.

— У тебя есть жена, ребенок или девушка?

— Детей, жены и подруги нет, а родня уже спокойно относится, смирились.

— Разве крупные фестивали совсем не платят за волонтерство?

— Если ты идешь в оргкомитет и полностью берешь на себя работу с волонтерами, тогда да. Это, как я уже говорил, редкая история. На самом деле, мы избаловали наших организаторов.

— Организаторы мероприятий привыкли, что вы делаете все просто так?

— Конкретно с нами — да. Конкуренция достаточно широкая. В прошлый год появилось у «Добровольца», как минимум, три событийных проекта в Перми. Сегодня приходится нашим сообществам даже конкурировать за мероприятие, если есть какой-то крупный фестиваль, например. Мы отслеживаем, кто быстрее обратится, кто лучше сработает в этом плане.

— И в чем мотивация?

— Например, может появиться новый организатор, с которым можно наладить сотрудничество. Бывает, что организаторы проводят другие интересные проекты и приглашают нас в них, советуют другим. Это также всегда привлекает новых волонтёров, особенно если крупное событие. Потом — пиар, если например удалось договариваться с организатором, чтобы включили нас в партнёры. Часто волонтёры после таких событий публикуют посты с упоминаниями.

— 2018 год в России был годом добровольчества. Что-то изменилось?

— У «Российских студенческих отрядов» появился отдельный блок, который занимается событийным волонерством. У школы «Дуплекс» под Пермский международный марафон появилось движение «Во! Волонтеры». Связано ли их появление именно с годом волонтера, я не знаю.

Что касается принятого тогда закона «О добровольчестве»: он достаточно водянистый. Появились какие-то формулировки, закрепились какие-то термины, но очень много отдается на выбор сторон — договор могут заключить или нет, работу оплатить или нет. Все зависит от того, как договоришься.

Еще появился краевой совет по добровольчеству, который собирается четыре раза в год и фактически не работает. Просто обсуждаются какие-то общие вопросы и термины. Решений, которые облегчают волонтерам жизнь, не принимается.

— В год волонтерства появился интернет-портал «Добровольцы России». Как тебе задумка? Он вообще работает сейчас?

— Обещали, что интегрируют этот ресурс с Ромолодежью и за участие в волонтерстве можно получать баллы — это раз. Кроме того, «Добровольцы России» предлагают электронную книжку волонтера. Это аналог бумажного документа, куда вписываются твои волонтерские часы. Это должно якобы давать какие-то преимущества — дополнительный балл при поступлении в вуз, или к рейтингу при получении стипендии. Но в итоге пользуются этим порталом редко. По крайней мере в нашем регионе.

— Приходилось волонтерить на выборах?

— Один из наших принципов — не сотрудничать с политическими партиями и органами власти. Если говорить про выборы президента в 2018 году, то для меня это все выглядело, как профанация. Все волонтеры был экипированы и работали за деньги. На мой взгляд, это дискредитация всего движения. Еще и в год добровольчества.

— Начать работать с органами власти совсем не хочется?

— Сейчас нет. У меня бывали не очень приятные истории, когда мне говорят: «Завтра утром приведи четыре волонтера туда и туда», я говорю: «Извините, мы так не работаем». Мне в итоге говорили: «Вы не понимаете, кому вы отказываете, не осознаете все последствия». Не скажу, что это систематически случается, но такие истории были. Желание не появляется дальше работать в таком формате.

— Какие-то еще принципы у вашего движения есть?

— У нас волонтеры работают безвозмездно, если нам говорят про оплату, то мы вакансии скидываем в отдельную беседу. В группе мы их не публикуем. Есть принцип системности и постоянства. Например, если мы приезжаем в «Доброе сердце» — приют для собак, мы приезжаем туда не на один раз, а ведем проект круглый год и не уходим на каникулы, как некоторые волонтеры.

Также у нас запрет на пропаганду политики и религии. Мы не общаемся на эти темы. Не пропагандируем также вредные привычки. Пусть я сам курящий и пьющий человек, но напоказ этого не делаю. И, разумеется, открытость. К нам может прийти любой. Мы не собираем документы, не проводим собеседование. Понравилось — остался. Не понравилось — никто не будет догонять.

— Были истории со сложными людьми, у которых есть проблемы с социализацией?

— Такие часто приходят. У нас есть люди, которые вышли из мест лишения свободы, попробовали себя в волонтерстве и, можно сказать, что выросли над собой. Есть люди с ограниченными возможностями здоровья, в основном, с ментальными нарушениями. Есть взрослые люди, у которых есть отклонения, но которые хотят быть полезными. Их мы тоже принимаем.

— А в конкурсах на получение гранта вы участвовали?

— У нас нет юридического лица. Все движение — неформальное сообщество. Поэтому мы можем подаваться только от физлиц. У нас есть опыт небольшой в организации «Большой волонтерской недели», но в качестве соорганизаторов. Также мы пробовали получить поддержку от «Дворца молодежи», в прошлом году подавали заявку на «Город — это мы». Но все это событийная история, которая происходит раз в год.

— Нет желания все-таки зарегистрироваться как общественная организация?

— У меня не стоит в планах регистрировать юридическое лицо. Я очень не хочу превращаться обратно в канцелярскую крысу, как это было в годы работы на страховую компанию. Не хочу садиться в кабинет, мне больше нравится работа в поле с ребятами.

— Это странно, ведь крупные волонтерские организации обычно регистрируются.

— Да, но мы необычная история. Пока у меня есть возможность, пока я готов терпеть бедное финансовое состояние, я готов заниматься сообществом. Конечно, я все делаю не один, у нас есть команда кураторов — 11 человек. Но многое держится на мне, поэтому если я на сегодня брошу это дело, то все будет далеко не так активно и весело.

— Юрлица нет, контрактов с органами власти нет, но ведь вы где-то должны собираться, есть какая-то база?

— У нас есть три площадки, где мы можем организовывать свои движухи: центр «Грани», «Гражданская палата» и «Точка кипения» на Шпагина. Мы проводим там встречи по рабочим задачам и какие-то неформальные тусовки, чтобы ребята лучше узнавали друг друга.

— У вас есть какие-то партнеры из бизнеса, которые помогают деньгами или натурпродуктом?

— Таких нет, но это не претензия бизнесу, это претензия нам. Мы только в том году поставили отдельного куратора на сбор пожертвований и работу с партнерами. У нас были моменты, когда нам какие-нибудь кафе делали скидку или цветы для женщин в медсанчасти. Но это разовые моменты, постоянного партнерства нет. Разумеется, желание выходить на бизнес есть, но проблема в том, что мы не знаем, что давать в ответ.

— Как правило, волонтеры берут одно направление и работают по нему целенаправленно, у вас же сразу несколько направлений. Почему?

— Работа на фестивалях — конечно, весело, но мне хотелось еще и другим людям быть полезным. И, не буду лукавить, хотелось добиться массовости движения за счет этого разнообразия. Сейчас кроме событийного у нас есть направления помощи животным, взрослым, пожилым, детям, природе. Некоторые ребята занимаются только одним, кто-то мигрирует и ищет себя.

— Вы участвуете только в локальных мероприятиях? Приходилось уезжать куда-то?

— Обычно это местные проекты. Был только один случай, когда наши волонтеры выезжали за границу. Этот проект привязан к Первой мировой войне. В Словакии есть места захоронения русских солдат. Многие из них в плачевном состоянии. Наши местные общественники-историки все организовали, пригласили нас, потому что мы с ними работали уже. Всего 10 волонтеров ездило. Я тоже.

— И как вас приняли? Как литовцев в нашем Коми округе?

— Там все очень лояльные. Местные власти нам помогали. Староста деревни Микова, где мы были, участвовал с нами во всем. Не просто дал инструменты и уехал, а работал рядом. Мы копали, ограждение новое ставили, красили, шлифовали. Он все это делал с нами. Нас даже занесли в книгу почетных гостей. На фоне того, что происходит у нас, контраст ощущается очень сильно.

— Если оценивать все направления, по которым сегодня в Перми работают волонтеры, где ситуация самая сложная?

— Адресная помощь — самое больное место. Я считаю эту историю более запущенной. Если говорить про пожилых людей, то им сегодня помогает «Мемориал», еще есть «Территория передышки» — ребята помогают бездомным не только одеждой и едой, но и психологической или юридической поддержкой. У нас в сообществе тоже есть направление адресной помощи, но оно то появляется, то исчезает. Я не знаю, как замотивировать волонтеров прийти к той же самой бабушке и помочь.

А вообще у нас проблем достаточно. На днях проводил опрос: «Чего не хватает волонтерам в Перми?». Большая часть ответила, что финансирования. Также нам, руководителям организаций, не хватает диалога. Нужно чаще встречаться. Те встречи, что проходят на совете добровольцев 3–4 раза в год — чистая формальность, туда люди идут потому что их позвали, а не потому что хотят сами там быть. Надо встречаться в другом формате и решать проблемы, которые актуальные для всех.