«Переезд займет полгода». Юлия Тавризян - о новом здании, возможностях и двух витринах за миллиард

На самом деле новая галерея — здание в пять этажей и общей площадью более 20 тыс. кв. метров. Из них полноценными экспозиционными будут два с половиной: второй, третий и часть четвёртого. На первом этаже фойе с гардеробом, конференц-зал, обучающий центр, кафе и прочие важные, но не выставочные помещения. На половине 4-го и 5-м хранилища, реставрационные мастерские и спецпомещения.

«У посетителей есть возможность пойти туда, куда хочется»

— Считается, что у нас сегодня выставлено только 5% коллекции.

— 1,5%.

— Даже так. Сколько будет выставлено в новом здании?

— Где-то 7–10%, ближе к 10%, я думаю.

— Это нормально?

— Это нормальная международная практика. Понимаете, не все зависит от площадей. Например, у нас 11 тыс. единиц графики. Она не может показываться целиком, требует смены. Три месяца — все, бумагу надо убирать. Соответственно, необходима постоянная ротация. У нас будет кабинет гравюры, в котором будет происходить эта ротация. Можно будет посмотреть и спрятанные вещи, и выставленные в экспозиции, со специальным светом опять же.

У нас где-то 25 лет нет советского отдела — искусства двадцатого века. Он появится — почти на половину этажа. Будет отдельная зона для авангарда и для религиозного искусства. И пермская живопись будет представлена достаточно широко. Мы будем играть с образом реки, будут переклички того, что человек видит в окне и в экспозиции. Огромные возможности, правда.

— Расскажите о внутренней планировке здания. С точки зрения зонирования, функциональности все устраивает? Есть проблемы?

— В архитектурном решении учтены все функциональные зоны и их размеры, которые нам были нужны, не без проблем, связанных с метражом. Конечно, нам бы хотелось еще больше места для фонда, больше пространства для временных выставок. Но все те зоны, которые мы обозначили — экспозиция, ее деление на отделы — их соседство, взаимодействие друг с другом, с окнами, расположение света — все было учтено.

Надо отдать должное архитекторам, которые учли, где оставить стекла: скажем, в мастерских или там, где вид на улицу с библиотекой и магазинами. Остальное все закрыто, как мы и просили. И что еще важно, экспозиционные пространства сами по себе очень большие, и тоже есть свобода для маневра. Потому что в основном они делятся мобильными перегородками. Важно было найти такое решение, которое бы позволяло сделать залы без столбов и капитальных внутренних стен.

— Я правильно понимаю, что исходя из того, что у вас будут мобильные перегородки, вы сможете для постоянных и временных выставок планировать маршрут так, как это нужно?

— Да, вот это очень важно, потому что можно планировать маршрут и предлагать его. У индивидуальных посетителей есть возможность идти туда, куда они хотят, а не как сейчас у нас: пока не пройдешь всю экспозицию, до деревянной скульптуры не дойдешь. Мы почти год сидели с нашими специалистами, с экспертами, чтобы понять, что целесообразно выносить в постоянные композиции, и, с другой стороны, как сделать доступными все возможные музейные сервисы, которых мы сегодня не имеем.

— Что вы имеете в виду?

— Самое простое — образовательный центр. Сегодня это малюсенькая выгородка, в которой может поместиться 10 детей. Здесь у нас будут и мастерские, и игровые, и помещения для занятий. Многофункциональный зал, где и кино, и лекции, и мероприятия могут проходить. Далее библиотека, которой сегодня могут пользоваться только наши специалисты, а мы делаем ее публичной. И мы сделаем публичным архив.

Также и с нумизматикой. Познакомиться с коллекцией теперь будет возможно за счет нового оборудования и выделения кабинета нумизматики. Люди пришли, выдвинули ящики с монетами, сравнили со своей коллекцией, поговорили с экспертами, поняли, как определить подлинное или нет, задали вопросы и так далее. У нас 16 тыс. единиц нумизматики! Есть типовые вещи, их много, а есть уникальные, связанные с какими-то событиями, раритеты. Будут еще магазин, кафе, большое фойе для эвентов.

Две витрины — уже миллиард

— Про оборудование: вы заговорили про ящики, кейсы, стеллажи. Почти треть всей сметы — оборудование, больше 1,4 млрд рублей. И мы, просматривая смету, сегодня увидели в списке тележку, которая стоит миллион. Это необычная тележка?

— Про тележку не могу сказать, это смотрели проектировщики и технологи. Но знаете, есть масса вещей, которые сегодня в наших условиях заменяют четыре мужика. Зато готова сказать, что витрина, маленькая, 75 на 75 сантиметров с подсветкой, стоит почти миллион. Но герметичная, туда не проникает пыль, ее нельзя открыть просто так. Такие витрины модульные, их можно соединять, можно ставить полки на любой высоте, есть подвесы на тросах, когда полки можно двигать и уже размеры устанавливать в соответствии с размером экспоната. В каждой витрине нужны подставки под размер экспоната, чтобы какие-то из них крутились еще.

Еще сейчас мы не знаем, как будет решена проблема вибрации, потому что рядом железная дорога. Даже если будет трамвай, он не дает такой вибрации, как поезд. По идее нужна антивибрационная витрина, которая включает амортизационные специальные подставки для пола. Британский музей, один из самых богатых по финансированию в мире, смог себе позволить две витрины, в которых лежат две ацтекские маски. На 2008 год каждая витрина стоила 400 тыс. фунтов стерлингов. Вот вам и весь наш миллиард! На самом деле, музейное оборудование — это дорогая вещь. Это климат, самописцы, которые следят за состоянием и корректируют его. Свет, который можно корректировать тоже.

— То есть покупка такого спецоборудования — не прихоть?

— Нет, конечно. Мы вообще по минимуму заложили оборудования. Постарались учесть, конечно, то, в чем мы разбираемся. Мы понимаем, какие должны быть системы подвесов, тех же витрин, кейсов. Что касается систем климата, безопасности, пожарной безопасности — это делали специалисты-технологи.

— Я удивился, насколько досконально подобрано оборудование. Например, реставрационных мастерских. Там указано все, вплоть до запасных комплектов кисточек.

— Реставраторы точно знают, что им надо. Да, появятся новые технологии какие-то, но в принципе реставраторы — уникальные специалисты, которые работают руками вместе с головой. Они знают, что им надо.

Переезд займет полгода

— Сколько вам надо времени на переезд?

— Подготовка уже идет, потому что первый этап — это маркировка предметов специальными метками. Сверка идет параллельно, она постоянно идет в работе музея. Но при переезде мы все знаем, как теряются мелочи, поэтому каждый предмет будет маркирован. Дальше мы подбираем предметы внутри каждой коллекции, делим по размерам для переезда. Например, в одной папке для графических работ может лежать 10 и не больше листов. Эта папочка такого размера, эта — другого. Папочки мы складываем в ящик, на папочке марка, на ящике тоже марка и так далее.

А перевозить экспонаты мы сможем только тогда, когда в новом здании уже будут стоять оборудование и все системы безопасности и климат-контроля.

— Я понимаю, что сейчас очень сложно за три с лишним года что-то прогнозировать, но просто накидаем виртуальный план: 23 июня 2023 года Юлия Борисовна Тавризян, губернатор Прикамья, министр культуры России, перерезают ленточку и запускают первого посетителя. Чтобы это произошло, за сколько вам нужно начать туда переезжать?

— За полгода. То есть здесь все упаковывать и туда перевозить. То есть весь процесс транспортировки туда-сюда и распаковки займет полгода. Я совершенно не уверена в том, что 23 июня 2023 года будут открыты все экспозиции. Вполне может быть, что откроется одна выставка, и будет все открываться по частям. Мы не знаем, как все пойдет, у нас есть опыт других учреждений.

— Вы будете закрывать экспозиции в кафедральном соборе за какой-то период до открытия нового?

— Нам придется. Мы будем, конечно, максимально тянуть, и какие-то выставки будут идти. Но у нас нет другого места для упаковки кроме выставочных залов. У нас нет возможности огромные валы, рамы упаковать. Это же сложная работа — это всегда делают реставраторы и хранители, не только строители.

— Хватит ли у вас людей?

— Это тоже палка о двух концах. Потому что с одной стороны доступ к коллекции может иметь только материально доверенное лицо плюс реставратор. Мы не можем позвать людей с улицы, сказать: «Помогите-ка нам фарфор упаковать». Другое дело, что когда вещи упакованы и уложены в ящики, наклеены все метки, могут работать специально обученные люди… Но мы точно с этим справимся. Тьфу-тьфу, лишь бы построили.

— До сих пор сомневаетесь?

— Мы всегда боимся сглазить.