«Кармен» в версии Константина Богомолова прекрасна, даже если стойко не нравится никому. Отношение всех ломающих копья «наслушанных» театралов, меломанов и простолюдинов к шумевшей неделю премьере в пермской опере лучше всего показали мои соседи по бельэтажу, куда удалось купить билеты. Пара среднего возраста каждые десять минут шипела: «Какая чушь! » Эти двое не аплодировали, но с каменными лицами и затаенным дыханием не отрываясь смотрели на сцену и слушали.
То, что король голый, было понятно уже когда анонсировалось, что новый спектакль в Перми будет ставить «муж самки Богомолова». На этой плоской шутке местной публики стоит остановиться в самом начале, ибо давайте будем честны сами с собой. Если мы считаем себя интеллигентными и образованными, «наслушанными и насмотренными», то почему себе позволяем скабрезные шутки, а другим — нет? И тут я вижу нас в зеркале от Богомолова: шутите и пошученными будете.
Непонятным накануне премьеры — для многих, если не большинства посвященных, было то, что будет с театром «после Курентзиса». Нас пугали, шантажировали, уходили, возвращались, с хороводами, песнями и плясками — все, как принято в классической античной драме. Кстати, первыми, кто возмущенно звонили мне после первого премьерного показа в субботу, 3 апреля, были трепетные поклонники индивидуального предпринимателя Теодороса Курентзиса. Именно они говорили, что «так нельзя, убить, посадить, запретить». Однако среди них оказались и те, кто пошел во второй, и даже в третий день «смотреть эту гадость».
И простая еврейская цыганка «Кармен» показала, что пермская опера без Теодора таки живее всех живых! Можете говорить что угодно, но это уже свершившийся факт: театр прекрасен, в отличной форме и может работать без приглашенных оркестрантов и певцов. Четыре дня премьерных показов с битком забитым залом, уже без оглядки на антикоронавирусные нормы — пустых мест с красной лентой поперек просто не было. Прилетевшие на премьеру бизнес-джеты. Неделя федеральной прессы — от низвержения до полного признания. И только Пермь в ее фейсбучном и околотеатральном сегменте продолжает бурлить — «хороша эта чертовка или нет? » Чудо как хороша.
Мы доказываем окружающим и себе, что пермский театр — лучший почти сразу Большого десятками лет. И Надежду Павлову у нас уводили (в 1970е, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить). И Николай Боярчиков у нас ставил, и Арий Пазовский создавал лучший оркестр во время Великой Отечественной. И в принципе, говорю без сарказма, Пермь — город удивительно культурных «реальных пацанов». У нас реально принято быть меценатом театров, а не шансона или, прости господи, эстрады.
И также в Перми принято устраивать культурные революции. Даже не углубляясь во времена, когда это было мейнстримом и Аркадий Гайдар командовал дивизией, Осип Манделшьтам прыгал из окна чердынской больницы, а Борис Пастернак увидел во Всеволодо-Вильве город Юрятин. Мы всегда всех выгоняем, нам неугодны все не исконно-посконные творцы.
Мы выгоняли только за времена последних полутора десятилетий культурной революции сначала — Георгия Исаакяна — за ужасные эпатажные постановки в опере, припомним сейчас ему только Кармен в мини-юбке. Мы выгоняли Марата Гельмана, за красных человечков и потраченные на совриск деньги, но хотели сохранить фестиваль «Белые ночи». Мы выгоняли за излишнее пуританство и «веселый коровяк» Игоря Гладнева. Мы выгоняли (хотя, скорее, это был самостоятельный выход) писателя Алексея Иванова. Потом мы выгоняли, доходило до голодовок, руководство «Театра-театра». Последние семь лет мы выгоняли Теодора Курентзиса, хотя ему и удалось сплотить вокруг себя достаточный спасательный круг поклонников. Во всем этом есть важная тенденция: всякий раз мы ставим в упрек изгоняемым деятелям культуры излишние на них траты.
А что «Кармен»? «Кармен» Богомолова, как професиональная женщина с низкой социальной ответственностью, попыталась обидеть всех: и тех, кто ее видел и понял, и тех, кто не понял и не услышал. Обиделись, и даже более других, те, кто не слышал, не видел и не хочет этого делать по соображениям веры во все лучшее. Постановщик, кстати, должен быть благодарен феминистическому сообществу, которое возмутилось откровенным стебом над «Карвумен», оно же и подняло в соцсетях информацию о премьере до невероятных высот.
Однако, если внимательно смотреть весь спектакль, а не изучать его по пересказам в соцсетях, то сарказма досталось и патриархату в равной мере, как и феминизму. Чего стоят пьяный Эскамильо или Хозе с бензопилой. Досталось пуританам и грешникам, досталось снобам и простакам, и старой, и новой этике. Показательно, что своих обид не высказывает иудейское сообщество. Смею предположить, что годы гонений и пропетые, проговоренные, прожитые внутри сообщества истории Холокоста, научили мудрую нацию смеяться над собой самим и разрешать делать это другим.
Я увидела в новой постановке именно это — спектакль о том, что мы разучились над собой смеяться. Мы не умеем видеть себя со стороны, как равно потеряли умение слышать самих себя. Потому что если закрыть глаза, то мы слышим почти точный (к четвертому дню премьеры) оркестр с Филиппом Чижевским. Мы слышим прекрасное вокальное прочтение с минимальными купюрами от Наталии Лясковой и Надежды Павловой. Мы слышим очень близкое к новелле Проспера Мериме сохранение литературного материала, особенно если отвлечься от того, что это не Севилья, а Одесса, и не цыгане, а евреи.
А если глаза открываем, то мы видим откровенный стеб над напыщенными нами, считающими себя меломанами, знатоками истории и иконами стиля. Вместо перевода французского текста, который каждый уважающий себя театрал, конечно знает наизусть, читаем абракадабру. Подобную той, которую каждый из нас ежеминутно видит в потоке интернета и телевиденья, а часто и верит этому потоку, не пытаясь разобраться. Более того — жаждет этого потока. И наблюдаем уж совсем не «капустник», а забытый всеми давно жанр буффонады, мистерии, с почти идеально выстроенными мизансценами — сочетание цвета и положения актеров гармоничны как для селфи и поста в инсте. И читаем — в финале, в момент убийства Кармен — фразу: «Хор не вмешивается, потому что в хоре нет евреев».
Потому так и задевает постановка Богомолова, что это точно о нас, сегодняшних. Которые громким хором подпевают кому угодно, но случись чего — вмешиваться ни во что не станут. Потому что если в интернете кто-то не прав, то его проще забанить и не видеть больше. А нам бы очень хотелось это перенести в жизнь: не видеть, не проговаривать, запрещать и выгонять именно то, что у нас сильнее всего болит.
Фотографии предоставлены пресс-службой Пермского государственного театра оперы и балета им. П. И. Чайковского