«Это самый страшный кошмар». Мать убитой отчимом девочки будет вынуждена жить с убийцей под одной крышей

Он может открыть двери, зайти на кухню, сделать чай. Стоять у плиты также, как стояла она, и уже этим его раздражала: «Аня стояла у плиты и ни хрена не делала… мне было так фигово… а она странно себя вела. Я взял нож. Она пошла в котельную, я в непонятках пошел за ней, показал ей нож. Она сняла наушник и закрыла глаза, как бы говоря: «Убей меня».

Он пытался задушить девушку, а когда она стала сопротивляться, 13 раз ударил ее в шею, грудь, кисти рук маленьким ножом для помидоров. «Злился, что нож тупой, плохо режет», — рассказал потом. Перерезал сонную артерию. Зашел в комнату к шестилетнему сыну Максиму, сказал, что Ани не стало, что он «создал внутри нее какое-то существо». «Я сказал папе, что у него кровь на очках и на шортах. Я понял, что папа убил Аню», — на допросе объяснял мальчик.

Он протер очки, переодел шорты. Позвонила жена, Ольга, которая возвращалась с работы, сказал, что надо поговорить. Сидя перед ней на диване в гостиной нёс бессмыслицу про «демонов», про «росточки», «косточки», про то, что надо правильно воспитывать Максима.

«Где Аня?» — спросила жена. «Я убил её. Она в котельной».

Аня

Аня родилась сама. Парни, старший и младший, «кесарята», а она сама. Новорожденную девочку положили на грудь матери, тогда в роддомах только начинали практиковать прикладывание к груди. «Видимо, и правда, возникает особая связь, — вспоминает Ольга. — У Ани как будто жизненная миссия была — в поддержке. Она всегда поддерживала меня, когда были конфликты с первым мужем, ее отцом. Когда я плакала, всегда меня утешала».

«Это самый добрый человек в моей жизни, — поделилась с нами одна из одноклассниц и подруг Ани. — Она помогла мне освоиться в новой школе. Была тихой, скромной, ни с кем не конфликтовала». Одноклассники убитой девочки до сих пор переживают случившееся, такой доброй и спокойной, всегда готовой прийти на помощь, была Аня. «Мне больно и сложно говорить и отвечать на эти вопросы», — написала журналисту Properm.ru одна из аниных подруг.

Аня была была наставницей для учеников начальной школы. Никаких нарицаний от учителей. Хорошо и самостоятельно училась, сама делала уроки, красивые презентации. Постоянно где-то выступала, участвовала в соревнованиях, занималась в студии «Фабрика танца». Очень красивая, пластичная. Подружки были всегда. После школы Аня хотела учиться на психолога. Она писала фанфики, много читала. С братьями у нее были очень теплые отношения.

«Абсолютно неконфликтный ребенок, — говорит Ольга. — По факту у нас семья интровертов, кроме младшего ребенка, у него повышенные реакции. Все спокойные, достаточно замкнутые в плане проявления эмоциональности. Никто никогда дома не кричал друг на друга. Не было такого в семье. Конечно, если придешь домой уставший, а есть нечего, спросишь: «Какого фига? Не могли приготовить?» Но это максимальный уровень конфликта».

Аня не любила выделяться, жаловаться, проявлять эмоции. Об этом говорят все её друзья. «Я не буду ничего рассказывать, — ответила лучшая подруга, та, которую допрашивали, — Аня не хотела бы этого, она не любила шума вокруг себя, не хотела бы привлекать к себе внимание».

Ей за неделю до гибели Аня призналась, что отчим ведет себя с ней странно, рассказывает, что надо знать, как ублажать мужчину, называет её «альфа-самкой», требует, чтобы завела себе парня. Ане были непонятны и неприятны эти разговоры. Из родных про это она успела рассказать только старшему брату Диме. «Она сказала, что [отчим] требует познакомить с её парнем или найти себе кого-нибудь. Было что-то, что она недоговорила, потому что настроение у неё сразу пропало, она перестала говорить», — рассказал Дима. Парня у Ани не было.

Накануне трагедии муж подошел к Ольге и сказал: «Аня плачет». Она пошла поговорить с ней, Аня сказала, что чувствует себя «подопытной собакой», но так и не сказала, из-за чего плачет. Ольга ушла спать, договорились, что пообщаются на следующий день. Это был последний раз, когда виделись мать и дочь. «На следующий день утром я уехала, она еще спала», — говорит Ольга.

В доме никто не ругался, не скандалил. «Нет, они не ссорились. Нет, Аня не кричала», — рассказал следователям про момент убийства младший брат Максим.

Максим

Младший сын Ольги — их общий сын с человеком, который убил её дочь, родился в 2011 году. Старшие, Аня и Дима — дети от первого брака. Максим находился в соседней комнате в момент убийства Ани. Он не видел, как папа убивал сестру, он видел папу в крови после всего, и он всё понял.

Ольга перевела Максима на семейное образование, нашла платных психотерапевтов. С бесплатной помощью не сложилось. «Да, беседовали с ним в «зеленой комнате», и психолог был рядом, но не было никаких мягких вопросов, никаких подходов к нему никто не искал. Следователь торопилась, она опоздала, в лоб спрашивала: «Какой нож? Как ты видел? Что ты видел?» Он второй раз после этого допроса не пошел туда. Мы пришли к дверям, он сказал: «Я не пойду». Я же не потащу ребенка насильно», — рассказала Ольга.

Максим очень любил Аню. Старшая сестра вырастила его, с пеленок нянчила, кормила, усыпляла, мыла и переодевала, давала лекарства, гуляла и играла с ним, читала ему книги. «Почему она не побежала к Максиму? У нее была возможность убежать, она не сделала, этого», — твердил её убийца на допросах.

У Максима посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), ему продолжают оказывать психотерапевтическую помощь. «Присутствие отца усугубит ПТСР, — уверена Ольга. - Это же бомба замедленного действия. Никогда не знаешь, что будет триггером. Какой будет ответная реакция».

Ольга не обращается к врачам в муниципальных районных поликлиниках, «они же работают на потоке», она нашла врача, которому доверяет. Психотерапевт Максима начал вести мальчика почти сразу после трагедии и ведет до сих пор, «если срочный вопрос, еще что-то, могу в любое время обратиться», — говорит мама. Сказать, что парень оправился от произошедшего, нельзя. Осенью 2020 года он лежал в больнице, ему поставили диагноз, связанный с нервным расстройством, назначили и давали под наблюдением лекарственные препараты. «Были сильные тики, агрессивность — симптомы, которые невозможно снимать только психологической поддержкой, — поясняет Ольга. — Стало понятно, что нужна и медикаментозная».

Максима не оставляют дома надолго одного, у него рассеянное внимание, ему трудно концентрироваться. «Он быстро перестает понимать. Отвлекся, и не понимает, что происходит», — поясняет Ольга. Она много говорит о сыне, о том, как ему сложно, как его изменила травма, как она с врачами и специалистами пытаются помочь ему. Она боится за него.

Ольга

Ольга рассказывает историю своей жизни в машине, по пути в Большую Мось. Спокойно и обстоятельно, в подробностях, без надрыва и слёз. На вопрос: «Вы на таблетках? » Ольга отвечает: «Была. Сейчас в терапии ещё».

— Помогает?

— Чтобы дышать. Чтобы встать утром, зубы почистить… Надо просто жить.

Ольга — коренная пермячка, родители ее тоже из Перми. По образованию она геолог, занимается сопровождением грантов в некоммерческих обществах (НКО). Оформляет и подает заявки на конкурсы грантов, сопровождает всю техническую сторону историй, составляет отчеты. Основное НКО, с которым она сотрудничает — это общество «Многодетные Пермского края», то самое, которое добилось выделения многодетным Перми участков в полях Большой Моси. Берет разные подработки, научилась писать и пишет сайты, освоила разные графические, фото- и видеоредакторы.

С первым мужем развелась в 2005 году, причина — измены, конфликты. «Невозможно уже было вместе жить», — вспоминает она. С детьми общаться не запрещала, но особенно доверительных отношений с отцом у Димы с Аней не было. После развода выплатила бывшему мужу деньги за долю в квартире.

Со вторым мужем, с тем, который потом убьет её дочь, познакомились на психологическом тренинге. Она пыталась восстановиться после развода. Зачем он посещал тренинг, Ольга точно сказать не может, его волновали проблемы с лишним весом, он часто ходил к психологам, но никто из них не заметил ничего странного. «Я общалась с его психологом после всего, он сказал, что не заметил никаких звоночков, всё было в пределах нормы», — рассказывает она.

Он был младше её на 6 лет, но уже в момент знакомства показался ей зрелым мужчиной. Их взгляды на жизнь совпадали, они одинаково рассуждали о семье, ценностях, обязанностях, материальном благополучии, одинаково представляли себе будущее. «Никаких журавлей в небе, — вспоминает Ольга. — Он же математик, у него всё по полочкам было разложено. Хотел нормальную семью, дом». Поженились, в 2011 году родился сын Максим, стали многодетными, в 2013 году получили земельный участок в Большой Моси. В 2014 году построили дом, вернее, он построил. Своими руками. Дети, конечно же, активно помогали.

По словам Ольги, семья мужа обвиняет в случившемся её. В том, что не уследила, не заметила, не отправила к врачам. «Как я могла увидеть? У меня нет медицинского образования. Я никогда не сталкивалась с психически нездоровыми людьми, — рассуждает Ольга. — До 34 лет человек дожил совершенно нормальным». Кроме того, по ее словам, его родственники винят её том, что довела, что виновата, что он сошел с ума и зверски убил Аню. Мол, всё это из-за нагрузок, которые у него были, последнее время он работал в такси. «Ни фига он не перерабатывал. Я знаю мужиков, которые чуть не круглосуточно пашут в такси. Этот выезжал утром на несколько часов, потом приезжал домой, отсыпался, вечером выезжал на несколько часов. Это что переработка? », — видно, что не раз Ольга задавалась этими вопросами. Не раз отвечала на них себе, родственникам, всем.

— Вы верите, что он шизофреник?

— Я не знаю.

Она не помнит, что именно было после того, как она зашла в котельную и увидела свою дочь с перерезанным горлом в луже крови на полу. Она взяла за руку Максима и они ходили по дому туда-сюда. Муж все это время нес чушь про демонов и сам пытался вызвать полицию. Она позвонила своей маме, подругам, старшему сыну. Старший сын, Дима, приехал первым. В дом, который помогал строить. В дом, из которого за шесть дней до трагедии его выгнали.

Дима

Дима уже взрослый, получает высшее образование. У него были прекрасные отношения с сестрой. «Они очень любили друг друга, всегда были горой друг за друга», — говорит Ольга. «Мы с Аней были близки, по крайней мере, с момента приезда в деревню. Мы многое доверяли друг другу, тем более что больше особо и некому было», — расказал сам Дима. В семье нормально относились к тому, что у него нетрадиционная сексуальная ориентация. И Ольга, и отчим об этом знали уже больше пяти лет. За 6 дней до трагедии Дима привел в дом своего партнера познакомиться с родителями. Они ночевали в доме. Отчиму это не понравилось, он стал выговаривать Ольге своё недовольство, сказал, что Дима дурно повлияет на Максима. Ольга попросила подождать более удобного времени для разговора, но муж не стал ждать. Сказал, чтобы Дима собирал вещи и уходил, что они будут оплачивать ему аренду жилья.

«Они вели себя прилично. Никаких обнимашек, еще чего-то в присутствии ребенка. Все прилично было. Но он его выгнал. Я не знаю, почему так поступила с Димой. Я написала ему потом, чтобы он пожил у друга, пока я что-нибудь порешаю, чтобы вернуть его обратно», — рассказывает Ольга. Дима помогал строить дом, учился в вузе, жил с семьей, помогал по дому. Ольга решила, что подождет какое-то время, чтобы всё «устаканилось». «Бывший муж даже поставил меня перед выбором: «Или я, или они», — рассказала Ольга.

Родственники отчима, конечно, и этот эпизод складывают в «копилку» причин, из-за которых всё случилось. «Винят Диму, что вот этот случай мог тоже спровоцировать помешательство», — удивляется Ольга. Она прекратила общение с семьей мужа, заблокировала всех, ничего от них не ждет. Общения с внуком они тоже не ищут, по ее словам. Дима, по его словам, не подозревал, как и все остальные, что отчим психически болен: «Ничего необычного не происходило, я не замечал, разве что раздражаться он стал сильнее».

Он

Мы не можем назвать его имени, это персональные данные. На самом деле, все боятся его возвращения. Даже его родные, даже мать, которая очень любит, но понимает, что сын неадекватен. «Он болен, очень болен, понимаете? — рассказал Properm.ru на условиях анонимности близкий родственник. — И даже после лечения особо лучше ему не стало. Всем пишет, пишет бесконечные письма». Пишет родителям, брату, Ольге. Мелким почерком — о том что сделал всё в состоянии невменяемости, никакого раскаяния, никакого чувства вины. Дает рекомендации по воспитанию Максима. Может на нескольких страницах описывать, чем кормят в клинике. То просит родственников помириться с Ольгой, то пишет, что всё произошло из-за нее.

Он родился в благополучной семье, у него есть старший брат, росли в частном доме в небольшом городе Пермского края. Окончил школу с серебряной медалью, поступил на механико-математический факультет Пермского государственного университета, после выпуска устроился на работу в IT-компанию. В армии не служил из-за лишнего веса. По этой же причине посещал психологов, какие-то курсы обольщения женщин (курсы пикаперов, как он их сам называл на допросах).

«Он ни грамма не пил, вообще не пил. Работал сутками напролет, как проклятый работал, чтобы закрыть кредиты, поэтому у него кукуха и слетела, — рассказывают его родственники. — Вот знаете, если можно про кого-то сказать «хороший мужик», то это про него. Целиком положительный».

Его друзья говорят, что и он, и его брат как будто из другого века, порядочные, семейные, вкалывали без остановки, «очень работящие». «Ему равных не было в огороде. И ягоды собирать он первый, и грибы, и грядки полоть, всё делал с большой скоростью, никто за ним не успевал». Соседи Ольги по «полю», так многодетные называют свою деревню, обращались к нему за помощью: как правильно сделать канализацию, где и как бурить скважину, как прокладывать трубы. «Помогал, подсказывал, он же был старшим по полю», — рассказали соседи.

«Очень болела голова… После того, как я убил Аню, голова болеть перестала. Если бы она что-нибудь сказала, кинулась бы на меня, мы занялись бы с ней сексом там же. Но она ничего не сказала», — рассказал он на одной из экспертиз по делу. На всех допросах и экспертизах он говорил одно и то же про то, что если бы Аня на него накинулась, они занялись бы сексом, про то, что он ловил себя на том, что пялится на её задницу, про то что она «альфа-самка», привлекает всех мужчин, кого захочет, что ей нужно было найти парня. Экспертиза не установила педофильских наклонностей. Сексуализированной подоплеки убийства не было.

Комплексная экспертиза, подтвердившая у него психическое расстройство, признавшая его невменяемым, была проведена в Свердловской области. А на принудительное лечение он был направлен в клинику в Казани. Оттуда, из клиники, по видеосвязи принимал участие в судебном заседании. Суд касался раздела имущества — того самого дома, который он построил, в котором жестоко убил Аню.

Дом

Сначала Ольга, бывший муж и дети жили в двухкомнатной квартире, которую купили на средства от продажи ее однокомнатной квартиры и его комнаты.

После того, как получили земельный участок, стали строить дом. Мечтали ли об этом? Да. «Он вырос в частном доме, — поясняет один из родственников, — наверное, он хотел свой дом». Проект придумали сами. Дом он строил сам, с одним помощником. С работы уволился, потому что строительство дома отнимало много времени. «Вот из-за дома мог на меня кричать и ругаться, — рассказывает Ольга. — Он злился на нашу организацию (РОО «Многодетные Пермского края» — Properm.ru), что долго не могли добиться, чтобы на поле провели электричество, как будто это так просто, как будто по щелчку всё делается».

После строительства дома многое нужно было доделать, и он доделывал. На работу попытался выйти, но зарплата в 20 тыс. рублей не устроила. «Да и были определенные проблемы. Транспорта же не было в Большую Мось, а детей надо возить в школу, машина одна. Нужно отвезти, привезти, грязь по колено, там даже «Нива» застревала», — поясняет Ольга. По её словам, то, что он не работал, какое-то время было оправдано. Но прошел год. На пятерых человек зарплаты Ольги не хватало с учетом содержания дома, оплаты бензина. Оба залезли в кредиты. «Были моменты, когда практически нечего было жрать, — признается Ольга. — В конце 2016 года мне удалось его выпнуть работать в такси».

«Все конфликты были из-за денег, — говорит Ольга. — Всё из-за денег. Причем кредиты появились после строительства дома, на строительство кредитов не брали».

Ольга говорит, что не знает, куда муж потратил 1,5 млн рублей — кредит, который взял в декабре 2017 года. Предполагает, что мог частично расплатиться этими деньгами за машину «Ниву».

«Пока жили там, конфликтность нарастала. Он сам много раз предлагал продать дом, а теперь он тут хочет жить! » — вспоминает Ольга. Ей, до сих пор не оправившейся от потери дочери, пришлось пройти через несколько судебных процессов: по разводу, лишению бывшего мужа родительских прав на Максима. Главный суд — по разделу имущества — она проиграла в первой инстанции. Решение вынесено в феврале 2021 года.

Ольга сдает дом и снимает квартиру в Перми на средства от сдачи дома. Вернуться туда вместе с сыном Максимом она не может не только потому, что там произошла трагедия. «Это мой самый страшный кошмар, — рассказывает Ольга. — Мне снится все время, что я в доме, с Максимом. И он приходит. Он заходит, и я ничего не могу сделать. Я не смогу не пустить его, не имею права». В суде Ольга просила признать его долю ничтожной, но суд отказал.

Ольга предлагала деньги, причем за стоимость доли она предлагала цену гораздо выше рыночной. Но он отказался. Да, он признан невменяемым, но судом он признан дееспособным, и сам защищает свои права. По видеосвязи из психиатрической клиники он объяснил суду, что у него много кредитов, и деньги тут же уйдут на погашение задолженностей. А ещё — он хочет жить в этом доме.

Можно ли Ольге продать свои доли и доли детей? «Теоретически можно, — говорит она, — Только стоимость долей будет очень далека от рыночной. Мы не сможем купить квартиру, боюсь, даже на однокомнатную не хватит». Ольга ходила на консультации к юристам, риэлторам, все говорят, что с учетом предполагаемого соседства — а он в любой день может выйти из клиники и приехать — её доли и доли детей даже в миллион рублей не оценят, несмотря на огромный участок и благоустроенный дом.

«Хорошо, — говорит Ольга, — суд защищает его права. А мои? А права моего ребенка? Кто защитит? Как я смогу жить с убийцей дочери под одной крышей? Как они себе это представляют? Если он там будет жить, это значит, что нам жить негде. Где мы будем жить, когда он выйдет? »

Адвокат Ольги говорит, что по семейному кодексу человек, лишенный родительских прав не может проживать на одной площади с ребенком, в отношении которого он лишен прав. Также, по его словам, есть постановление Верховного суда, в котором перечислен перечень тяжелых заболеваний, при которых невозможно проживание в одной квартире с больным человеком, в их числе шизофрения.

Также, по словам Ольги, никакая сделка, связанная с продажей сейчас невозможна, потому что она может быть впоследствии признана недействительной. «Он в любой момент может заявить, что на него оказывали давление, потребовать признать сделку недействительной», — поясняет Ольга. Поэтому она видит единственный выход — отчуждение его доли. Заплатить за нее она готова.