Пермакризис, тараканьи бега и банка с пауками. День примирения и согласия

Вы — один за другим, будто сговорились — намекали нам, мол, какое родное, наше, исконно пермское слово. А мы терпели до маленькой пятницы в четверг, чтобы об этом спокойно и без суеты порассуждать.

Для тех, кто прошел мимо новости про пермакризис. На уходящей неделе стало известно, что британский словарь Collins назвал термин permacrisis словом года. Он образован из слов permanent (перманентный) и crisis (кризис) и означает «продолжительный период нестабильности и небезопасности». Словарь относит это слово к длительному кризису, с которым столкнулись Великобритания и весь мир, в том числе из-за политической нестабильности, происходящего в Украине, изменения климата и инфляции.

У нас в России уже и раньше были похожие по смыслу «термины года». Кроме всем известного и тоже начинающегося на букву «п» нецензурного слова, профессиональные экономисты называют это явление словосочетанием «дно еще не достигнуто» или «оттолкнулись от дна». И, в общем, для нас это уже не термин года, а что-то само собой разумеющееся: дно нащупали, нет, плывем дальше, и никакого пермакризиса. Но это с одной стороны.

С другой — совершенно традиционно сами мы, пермяки, настолько суеверны, что если бы термином года стало какое-нибудь «пермасчастье», то мы бы и не заметили. Потому что очень по-пермски, что «счастье любит тишину» и говорить про это не нужно, чтобы не сглазить. А вот «пермакризис» — это наше всё.

Мы могли бы гордиться пермским периодом, пермским морем, пермским звериным стилем, пермскими солеными ушами, пермскими конфетами, пермской набережной или, в конце концов, «Пермским губернским». Но ведь нет! У нас другие приоритеты.

Пермакризис.
Пермская езда.
Пермский аэропорт.
Пермский зоопарк.

И ведь это какие-то вечно-пермские тараканьи бега (можно уже запросто регистрировать трейдмарк). Мы очень любим не любить Пермь, как будто это основная тайная страсть коренных и укорененных пермяков.

Мы не любим всё хорошее за всё плохое, и еще до того, как оно произошло. Мы ругаем всё, что бы ни делалось или делалось. Мы готовы растоптать — морально — любую инициативу, если это делается в Перми. Понятно, что поводов для критики в регионе очень и очень много, другой вопрос, что поводов для гордости за земляков и то, что делается у нас, возможно, не меньше, а больше… И тут уж с какой стороны к суевериям подходить. Ведь если много раз сказать слово «пермакризис», то жизнь к лучшему не изменится, а причины явлений сами себя не устранят.

Разные эзотерики (мы еще помним Хеллоуин и всё, что было вокруг него в Перми) говорят, что как раз говорить — это плохо, то есть провоцировать мироздание на большее зло.
А если без эзотерики, то если мы станем хотя бы немного больше любить свою малую Родину — а именно это и называется критикуемым сегодня словом «патриотизм», — то многие наши проблемы будут сходить на нет.

Потому что человек, который любит по-настоящему, не будет воровать у того, кого любит. Чиновник, который уважает свой регион, не станет никогда коррупционером. Подрядчик этого чиновника, который не меньше чувств испытывает к своей земле, не будет начинать работу только для того, чтобы урвать побольше. Врач — будет немного внимательнее к своим пациентам, учитель — к своим ученикам. А, прости господи, журналист — будет думать не о гонораре, а о том, насколько интересно будет его читать людям в родном регионе и насколько он будет честен, в первую очередь с самим собой.

Идеализм, скажете вы? С одной стороны, в современных реалиях так оно. Но все-таки это простое человеческое уважение к самим себе и месту, где мы живем. Не хочется еще большего морализаторства, но если мы будем делать каждый свое любимое дело, то никакие пермакризисы Перми не будут страшны.

Вот с такими мыслями мы отправляемся на длинные выходные — в завтрашний День народного единства. И как ни крути, единство всё же лучше любой революции, хоть октябрьской, хоть февральской, да и даже великой и французской. Потому что после них неизбежно начинаются тараканьи бега и паучьи бои в стеклянном доме. Хоть в пермском зоопарке, хоть за его пределами.