Пацанский рай: школа жизни вместо детдома

В Пермском крае есть только один приют, в котором сирот и детей из неблагополучных семей воспитывают как своих. На окраине города Верещагино раскинулся не детский дом и не развлекательный комплекс. Горожане называют это конно-спортивным лагерем, но это больше походит на школу жизни для трудных подростков.

На въезде в конно-спортивную школу из-за открытого загона нам кивают головами лошади. Сразу за загоном конюшня и здание с покрытыми известью стенами. Внутри библиотека, комната со снаряжением для езды верхом и три больших аквариума с рыбками.

Отец Борис еще не приехал, поэтому экскурсию для нас по конюшне проводит один из воспитанников.

— Илья, — молодой парень в берцах и потертых джинсах выключает плеер. — Пойдемте за мной. В этом загоне у нас верблюды.

Графиня издалека наградила нас царственным взглядом и вальяжно отвернулась. Зато молодой верблюжонок Алтай не упустил случая ласково вцепиться зубами в руку.

— Он еще не умеет толком кусаться, — объяснил дружелюбие Алтая Илья. — Посмотрите лучше на яков.

Яки стоят того, чтобы на них посмотреть. Коротконогие могучие быки с шерстью, свисающей до самого пола. Правда, интерес они проявили только к еде, повернувшись к нам заросшими крупами. С любопытными пони повезло больше. Бублик замялся на пороге, зато Пряник смело шагнул вперед и подставил холку: почесать.

Самый необычный зверь лама прячется за спинами пони и любопытно таращится, слегка наклонив ушастую голову влево.

— Ее лучше не трогать, боится, — покачал головой Илья. — Она как увидит лошадь большую — сразу на дыбы встает, голову высунет и цокает. — Илья показал, как лама цокает. Лама навострила уши.

— Чем вы кормите эту ораву?

— Сеном да травой.

— Сами заготавливаете?

Илья кивнул и закрыл дверь.

— Вы зарабатываете на них?

— Там поле, — махнул парень рукой. — Прокатиться 50 рублей круг.

Внезапно все зашевелилось.

— Батюшка приехал, — разнеслись шепотки по конюшне.

— Пойдемте, я провожу, — вызвался Илья.

Выходим из конюшни через навес, под которым разложены плуги, хомуты, деревянные бочонки и прочая хозяйственная утварь из деревенского дома эпохи прошлого века. Натыкаемся на пушечку времен Ермака.

На пути к столовой обходим «УАЗ Патриот» отца Бориса и загон с важным верблюдом с изрядно подмоченной дождем шкурой.

— Почему не прибрано, пол не помыт? — из-за двери с напускной грозностью распоряжается отец Борис (Кицко), благочинный Сивинского, Карагайского и Верещагинского районов. Мальчишки забегали быстрее.

Внутри на входе ящики с морковкой, мальчишки бросаются вдвоем на сетчатый мешок с капустой и тащат на кухню. В центре всем распоряжается отец Борис, крепкий мужчина в пыльной толстовке поверх рясы. Окружен стаей мальчишек.

— Здравствуйте, батюшка, — скороговоркой щебечут воспитанники и разбегаются по делам. Столовая пустеет.

— У нас за 17 лет 120 детей выпустилось, — рассказывает благочинный. — Сейчас у нас тут на попечении 47 детей разного возраста, от двух лет до совершеннолетних. Два парня пришли из армии и не могут найти себе работу. Сейчас работают при монастыре.

— Где вы набрали столько животных?

— Отовсюду, но больше всего с Алтая. Мальчишек надо чем-то занять. Я должен выработать в каждом трудолюбие, усердие, ответственность, вот с помощью животных этого и добиваемся. Говоришь ему: «Сегодня ты отвечаешь за верблюда, надо его расчесать, покормить, напоить».

— Какие у вас еще животные есть?

— Лошади, коровы, гуси, утки, цесарки, павлин, кролики, нутрии. Медведь когда-то был. Сначала он вместе с детьми купался, плавал на лодке, ходил в походы. Когда его в открытом кузове возили на машине, за ней выстраивалась автоколонна с фотоаппаратами. Пришлось продать в охотное хозяйство. Нужны были деньги.

— Ветеринар?

— Есть конечно.

— Сколько денег уходит на содержание животных?

— Сложно сказать, нам помогают. Недавно очерская предпринимательница привезла 15 тонн комбикорма. Местные хлеб сушат и сухари мешками привозят сюда. Излишки морковки, кабачков, тыквы везут. Сено нам дает казачий атаман верещагинского округа.

— Батюшка, можно тортик? –из-за двери высунулась голова мальчишки.

— Да, — разрешает благочинный и спохватывается — А вы навели порядок?

— Да, батюшка, я вымыл раковину.

— Тогда приберитесь там. Плохо вчера продежурили!

Довольный парень закрыл дверь и пропал.

— Детей чем кормите?

— Своими огородами и сельским хозяйством. Мясо свое.

— Что в магазинах покупаете?

— Сахар-крупы берем на базе. Без этого нам было бы трудно выживать.

— Где дети учатся?

— Мальчишки в двух школах в Верещагино, девочки из второго приюта в сельской местности, где у нас скит-монастырь. В школы ездят на автобусах.

Насильно никого заниматься не принуждаем, но для детей, у которых есть способности, стараемся нанимать репетиторов. Конечно, не все доходят до ЕГЭ, некоторые ограничиваются справкой. Зачем тянуть ребенка, заставлять его заканчивать девять классов, если он не может? Зато специалист из него может блестящий получиться.

— Боже царя храни, сильный державный, — прервал отца Бориса рингтон мобильного телефона. Перебросившись парой фраз с собеседником, он положил трубку.

- Вы знаете, разные дети у нас. Мы прошли то время, когда в перестройку приводили к нам с вокзалов и помоек. Сейчас, в основном, к нам попадают из плохих компаний. Детей привозят родители, которые не могут с ними справиться. Через два-три года жизни здесь ребята рвут связи с прошлым и становятся другими.

У нас был ребенок, которого пришлось скрыть — сын декана два года снимал его в порнофильмах. Был наркоман из Ленинграда, его дед с бабкой сохранили столовое серебро после блокады, а он променял его на наркотики.

На улице движение. Привезли из Очера четвертого осла. За рулем газели Александр, глава многодетной семьи, которая сбежала из Черепаново.

В беседе с Александром разговор коснулся Черепаново.

— Теперь вам надо просто жить спокойно, забывайте скорее все, что было, нельзя жить с этой памятью, посоветовал Александру и его жене отец Борис.

— Мы же любим своих, которые там в общине, — возразил глава многодетной семьи.

— Давайте я вам кабанов покажу! — предлагает благочинный, и мы направляемся в большому загону, похожему на крепкую тюрьму для беглых каторжников.

— В лесу отловлены, — кивает отец Борис на двух мясистых хряков. — Обследовали их, оба здоровы.

Боров подтвердил это хрипловатым хрюканьем и просунул морду в щель между прутьями клетки, навстречу отцу Борису. Благочинный руку не отдернул.

— Сколько в Пермском крае приютов, подобных вашему?

— Ни одного.

— Почему?

— Желание надо.

— Не верю, что во всем регионе больше нет желающих.

— Надо рассчитывать силы, это дело неблагодарное. Сколько лет мы существуем, всегда найдутся люди, которые недопонимают, чем мы занимаемся. Сейчас как считают — почему эти дети оформлены на опекунство, почему их не родители воспитывают? Потому что надо оторвать ребенка от плохой компании. Чаще всего ребенка воспитывает одинокая мать, ей надо работать, за квартиру платить, разумеется, она не справляется, а ребенок в это время бродяжничает. А наша ювенальная юстиция рассуждает следующим образом: раз она не справляется, пусть ребенка сдаст государству, мы ему найдем новых родителей. Так они только расшатывают институт семьи.

— Вот благодетели приехали, что-то привезли, — опять меняет тему отец Борис, указывая на тойоту, из которой вышли две женщины. Идем к ним навстречу, мимо скульптуры «Сестрица Аленушка и братец Иванушка».

— Откуда у вас это?

— Эта скульптура стояла на территории завода в Очере. Завод когда стали разрушать, я попросил — дайте мне. Отдали.

— Собираете свой музей несовременного искусства?

— Да жалко — все выбрасывают что ломается. Начал собирать, и получилось столько, что пришлось навес делать. Сейчас ведем переговоры с верещагинским музеем, чтобы им все передать.

— Чем занимаются ваши воспитанники после того как уходят отсюда?

— Все по-разному. Один закончил училище и стал поваром, другой закончил техникум, третий институт.

Они создали сайт «Ребята с конного двора» — смеется отец Борис. — Там и общаются. Могут допустить каверзное словечко. Как прочитаю, звоню — «Чего ты, негодник, плохие слова используешь!» Извиняются. — смеется благочинный.