Posted 13 декабря 2017,, 05:02

Published 13 декабря 2017,, 05:02

Modified 2 марта 2023,, 14:39

Updated 2 марта 2023,, 14:39

Директор школы «Летово»: «В четырех случаях из пяти одаренность - это платежеспособность родителей»

13 декабря 2017, 05:02
Мы поговорили с директором строящейся школы Михаилом Мокринским и ведущими преподавателями о российском и мировом образовании, планах школы и о том, что нужно обязательно знать любому родителю.

В Перми прошел открытый урок школы «Летово», которая начнет свою работу в Москве в 2018 году. Школа декларирует равную доступность своего образования любому способному ребенку в России, готова полностью оплачивать обучение и собирается набрать в регионах не менее половины своих будущих учеников.

Основателем и пока единственным инвестором школы является собственник холдинга «Русагро» Вадим Мошкович. О проекте пишут много, постят еще больше — в интонациях идеальной школы, которой в России еще не было.

***

— Михаил Геннадьевич, вы ушли из Лицея 1535, который под вашим руководством стал лучшим в Москве, в чиновники от образования. Какова мотивация идти сейчас в новый, да еще и частный проект?

— У каждой школы есть свой этап развития. Я с этим лицеем прошел все, что можно было пройти в государственной школе для создания модели качественного образования.

Очень надеюсь, что следующий этап качества будет про две важные дополнительные возможности. Первая — привнесение международного опыта в образовании, который очень разнообразен, это пестрая эклектика, мозаика — но из нее многое нужно обязательно взять. Мы часто не понимаем, какие возможности есть в разных зарубежных образовательных школах. Они развивались вне системы, часто в своей традиции…

— Вы про частные школы?

— И про государственные тоже. Нельзя брать их или их куски целиком, но можно взять систему мелочей, и потратить много сил, чтобы встроить лучшие практики в нашу модель.

— Лицей №1535 — что это за школа?

— Это была профильная школа, для одаренных ребят, и она использовала все существующие государственные возможности, которые и про углубление, и про вариативность, про разные профили образования. Но я бы сказал, что там мы вышли не в потолок, но на плато развития.
А дальше была административная работа (Михаил Мокринский возглавлял управление образования ЦО Москвы — Properm.ru), где я увидел, чего не хватает этой школе, чтобы рвануть вперед.

— Рвануть куда? Куда в принципе может рвануть школа?

— Для меня очень важно, чтобы была не только академическая успешность, но и, как сейчас принято говорить, — развитие личности. Для многих школ это просто «лозунг», но для настоящих учителей это от искусства, от чуда идущая работа человека с человеком. Без этого хорошей школы не бывает. Чего нам немного не хватало в последние десятилетия — это умения ухватить ту разницу в подходах, которая сложилась, пока советская школа шла своим путем, а международное образование — своим.

И умения в этом разобраться и быстро интегрировать — найти эти новые кирпичи, и вложить их в совсем другую кладку, чтобы они не рассыпались.

Здесь (в «Летово» — Properm.ru) я имел возможность посмотреть, как делали эту интеграцию другие системы. Круче всех это сегодня делает Китай, а до этого «азиатские тигры» (Южная Корея, Гонконг, Сингапур и Тайвань — Properm.ru), которые поставили перед собой одну задачу — развитие образования должно решать вопрос развития страны, а не собственно самого образования.

— «Тигры» и Китай делают это на государственном уровне, а вы пытаетесь на частном.

— Рывок делался с поддержкой государства, но параллельно с ним, рядом строились другие институты. Тот же Китай делает одну работу за счет государства, другую — за счет того, что приглашает в страну частные школы, и смотрит, как они работают. Третью — за счет того, что он приглашает большие бизнесовые системы — экзаменационные, рейтинговые, консалтинговые, научные, и снова смотрит. Нет одного инструмента — есть сочетания рыночных и государственных.

— Тем не менее, ключевой фактор всех трех там государство.

— Государство, потратив ресурсы, в итоге пользуется тем, что можно тиражировать. Можно ли тиражировать модель, которая нигде не прижилась? Надо сначала брать чужую модель и экспериментировать. Смотрите, как это делает Назарбаев (Нурсултан Назарбаев, президент Казахстана — Properm.ru) — что-то они взяли из советской традиции и «допилили», что-то из IB (International Baccalaureate — международный бакалавриат — Properm.ru), что-то из международных экзаменов и критериев, ими заложенных — но эта работа заняла у Казахстана около 20 лет. И первые попытки были неудачными — попытка административной реформы, потом попытка создания школы NIS (Nazarbaev Intellectual School — Properm.ru) как образцовой, и потом уже началась история…

— Но это опять параллельные истории. Есть государственная система образования и есть «Назарбаев скул», которая хоть и имени их президента, но не в системе.

— Назарбаевские школы и выполняют двойную функцию — как школы для одаренных детей, так и модели, с которой можно переносить опыт на остальную часть системы. Вторая часть также важна как первая.

Это одна из широко принятых в последние годы стратегий, когда государства стремятся, с одной стороны, создать образцы школ для национальной системы, а с другой — практически построить дверь в дверь альтернативные источники решений, с тем, чтобы государственные школы и национальные образовательные системы имели возможность интегрировать те решения, которые можно увидеть практически прямо через дорогу.

Таким путем идет Китай, который в одном и том же месте старается построить и государственную, и негосударственную школу, старается дополнить существующие мейнстримовские решения школами международного типа, которые принадлежат исходно к другим образовательным традициям, и старается использовать опыт каждой для приумножения качества системы в целом.

— Но они расширяют количество именно «назарбаевских школ», их сейчас уже 22!

— Было несколько попыток построить Назарбаевым школы в Казахстане как основу системы модернизации образования. Начиналось с одной школы, с апдейта программ, а дальше на последнем этапе была принята политика поиска и интеграции лучших решений по всему миру и построения на основе этих интегрированных решений двух типов школ: физико-математических школ и школ формата IB. И президент до этих 22 делал сначала две, а до этого сделал два фальстарта.

Почему бы нам не выполнить вместо государственных фальстартов роль той модели, которой можно будет пользоваться? Мы не пытаемся на себя смотреть как на пуп земли, но понимаем, что если Китай собирает у себя все варианты — государственные, негосударственные, ну и вообще все отличные от своей модели образования — он это делает не для того, чтобы теоретики рассказывали, как оно за морем житье, а чтобы работающие в стране школы могли знакомиться со всем этим другим опытом. И мы со своими возможностями можем выполнять эту функцию.

— Если речь о равных возможностях не только для детей, но и для преподавателей и администраторов со всей страны — почему ваша школа открывается в Москве? Не в Екатеринбурге или Новосибирске?

— Дело в ресурсах. Должны созреть те, у кого есть финресурс, и есть опыт сравнения с другими школами и подходами, часто на своем опыте — их дети учились в других странах, начиная со средней школы. Такие люди пока в Москве — каждый из них уже создал свою школу, либо прямо сейчас создает.

— Точка кипения опять в столице?

— Еще одна точка кипения как была в Казани, так и есть. Они пытаются вокруг себя строить экосистему, там свой путь, своя модель. Они потратились на нее, и теперь будут достраивать.

— Откуда взялась пропорция 50/50 для абитуриентов из регионов и столицы в вашей школе?

— Это декларация намерений.

— Почему не 70/30 в пользу регионов, к примеру?

— Это вполне может получиться, и меценат будет очень рад. Просто сейчас он построил кампус из расчета, что именно половина учащихся школы будет там жить постоянно. Но оставил хвост территории, который можно застроить еще корпусами.

— Зачем нужен этот тур по городам, реклама? Неужели такая малая информированность в регионах? Кажется уже любой родитель, мало-мальски следящий за современным образованием, и ищущий возможности социального лифта через образование, давно отправил вам заявку?

— Половина сегодняшней аудитории не знала о проекте до встречи. И должно быть сочетание знания и доверия. Доверие это очная история — люди видят, что раз москвичи приехали к нам сами, это действительно проект не только для москвичей. Просто публикации в стиле «Школа Летово — для всей России» не работают, люди не верят в реальность конструкции.

Мы считаем, что собираем достаточно сложную конструкцию, доверие достигается поэтапно. Сначала мы рассказываем о планах, потом приглашаем к нам. Первая задача — стать понятными тем, кто вообще слушает. Вторая — донести до той части родителей, которая хотела бы настроиться на другое качество, что нам нужны именно они.

Несомненно, есть устоявшиеся ориентиры на модель подготовки олимпиадников, это узкая предметность. В регионах это иногда единственный вариант лифта.

Если ты не родитель, который ежедневно следит за образовательной средой, а просто родитель, который знает про свои возможности в районе, в городе, и вдруг начал понимать (неважно, подал ты заявку в «Летово» или нет), что контест значительно расширился. Есть из чего выбирать. В этом смысл.

— Диссонанс от этого возникает, чем дальше в регионы, тем сильнее. Есть понимание, что с этим делать?

— Никто не обещал, что будет легко. Мы формируем запрос на другое качество, формируем новые представления о том, что школа должна давать ребенку на выходе, какие возможности открывать перед ним. Образование — одна из самых консервативных областей, и изменения в ней не происходят за год или два. Это долгая работа, к которой мы готовы.

— Позиция отличается от привычного государственного популизма.

— У государства во главе угла социальная политика. Дословно: что мы хотим, как государство, сделать со школой, чтобы не было расслоения на школы для одаренных и школы остальные, потому что возможности в значительной степени выровнялись.

Посмотрите на опыт Франции, там устойчивая история — не должно быть школ для одаренных, потому что государство полагает, что в четырех случаях из пяти одаренность — это платежеспособность родителей. Это размер денег и времени, которые вложены в ребенка в детсаду и младшей школе.

— И не надо, чтобы государство формировало именно этому ребенку добавленную стоимость?

— Да, давайте лучше повышать средний уровень.

— Не совсем про элитность история.

— Государство всегда не про элитность, а про большинство. Так и должно быть. Любая концепция, за которой стоит государство, хороша тем, что она на поверхности, ее можно обсуждать, к ней можно как-то относиться.

Негосударственные школы еще вчера не справлялись даже с основной задачей базового образования и были нишевыми решениями — либо организации социального клуба, либо заказа под ребят с особыми потребностями. Сегодня возникают идеологические решения про качество и дополнительные возможности. Если все получится, у них можно будет брать технологии для образовательной политики и государства. Мы идем, отчасти опять своим путем, который каждый проходит и болеет по-своему.

— Если вернуться к целям проекта — они для Лицея 1535 и «Летово» сильно отличаются. У лицея не было задачи, чтобы каждый выпускник поступил в топ-50 вузов мира. Здесь это декларируется. Появляется риск, что ваши выпускники уедут и не вернутся, будут потеряны для экономики страны.

— Я бы по-другому сравнивал. Лицей был очень прагматичным, он видел запросы, которые появлялись у ребят, и делал все, чтобы их поймать и опередить. Давали максимально широкую академическую подготовку плюс человеческие взаимоотношения, которые формировали чувство собственного достоинства, отсутствие страха, понимание ответственности. Но в этом запросе практически не было тех, кто собирался учиться за рубежом, равно как у нас — не было ресурсов по их интеграции в мировую систему образования.

Когда мы строим «Летово», мы понимаем, что число тех, кто поедет учиться за рубежом, все равно составит меньшинство наших выпускников. Пусть это будут 20%, хорошо. И если мы про прививание ориентиров интеграции и открытости, и про общий апдейт качества — те 80%, кто останется в России, от этого безусловно только выиграют.

Плюс в наших задачах не только профориентация — это и лидерство нового типа, умение переосмыслить задачу, управлять контекстом. И такой лидер, вернувшись из любого вуза, российского или зарубежного, имеет все шансы стать успешным в новой среде. Поэтому выигрыш многократно превосходит те риски, которые вы озвучили. Не забываем и про «импортозамещение» — «Летово» позволит тем, кто планировал провести старшие классы за границей, провести это время в российской культуре и контексте, им не понадобится реадаптация по возвращении.

— Не знаю ни одного примера, когда отучившейся «там» в старшей школе, не продолжил бы учебу в зарубежных вузах.

— Да, это чаще всего так. В итоге суммарно 8–10 лет за границей плюс юношеский период обрастания социальными связями, проведенный «там», однозначно сделает этот процесс возвращения сложным или невозможным. Поэтому наша история как раз про возврат молодежи в экономику. Молодые люди не оказываются оторванными от культурного контекста и с высокой вероятностью сформируют кадровый потенциал для развития экономики страны в перспективе на 10–15 лет.

— Какие вопросы чаще всего задают родители в регионах? О чем вообще можно спросить школу, если ты до этого был не знаком ни с ней, ни с её идеей?

— Как правило к нам на встречи приходят родители, у которых в той или иной степени уже сформировался запрос на образование нового типа. Они находятся в поиске реализованных решений и единомышленников. Встреча со школой дает им, с одной стороны, возможность увидеть, что существует альтернатива стандартным подходам к обучению, с другой — почувствовать, готовы ли они оказаться в новом, непривычном для них контексте, насколько они готовы разделить наши идеи. При этом спектр вопросов в отношении школы достаточно широк: от вопросов безопасности и распорядка дня школьника до возможности получения дополнительных дипломов в специализированных областях знаний, например.

— Сегодня в аудитории были и преподаватели? Региональный тур не только для учеников?

— Конечно. У меня был в лицее хороший опыт, когда после проведения на нашей базе нескольких педагогических марафонов появился небольшой, но устойчивый ручеек ребят, которым рекомендовали переходить к нам те учителя, которые хорошо познакомились с нами на марафоне. Так и говорили: именно тебе нужно, пожалуй, туда. Мы надеемся на такие рекомендации.

— Подождите, говорили: «я учу хорошо, но там тебе будет лучше»? Так бывает?

— Да. Ты и ты — останься, а вот тебе та школа даст явно больше возможностей, и я знаю, что ты справишься.

— Вы встречались с директорами пермских школ, они не считают вас конкурентами?

— Были несколько напряженных лиц, что конечно странно. Посчитайте сами — сколько ребят из Перми в итоге поступят в «Летово»? Двое-трое, ну пятеро. Никакие рейтинги эта цифра школе не испортит. Мы больше рассказывали про существующий в мире передовой опыт, и о том, что к нему можно и нужно обращаться.

— Каких преподавателей вы ищете и как?

— Это должен быть хороший профессионал, который готов встроиться в систему ценностей. Путей три — пока мы приглашаем сами. Мы уже научились отбирать близких нам по духу среди входящих обращений. И третий путь, который мы надеемся запустить — через систему подготовки — профессионального развития, дистанционного обучения, передачу методик и материалов. То есть привлечь их не возможностью работы в «Летово», а тем, что мы делаем — через участие в общей важной миссии. И через это их вначале увидеть, а потом пригласить. С другой стороны — дать возможность самим определиться и сказать — о, хочу вот это, и не обязательно именно у нас.

— Армянский пример, когда основатели школы Айб (Ayb) как негосударственного реформаторского проекта в итоге сами встроились в систему Минобра, говорит о том, что логично систему изменений делать внутри госструктуры, возглавив ее. Что будет являться базисом для разработки образовательных программ у нас?

— Государство в силу огромного размера решает одновременно две задачи. Как настроить модель следующего шага, и чем обеспечить ее трансляцию в гигантском масштабе и разнообразии. Вторая часть значительно проблемнее — можно десятью разными способами построить идеальную модель, а вот как сделать так, чтобы все ее системы работали в школе любого уровня и любого региона — задачка на порядок сложнее.

Конкретно в «Летово» пока и модель, и система ее обеспечения не тиражируемая. Есть база, которой мы готовы делиться. Но как это сможет взять рынок или государство — у меня пока нет ответа на этот вопрос.

— Что является наиболее близким примером создаваемой школы, образцом?

— Мы постарались учесть при проектировании как здания, так и образовательной модели, лучший мировой опыт, избегая необоснованного копирования решений. Мы сохраним традиции лучших физико-математических и гуманитарных школ России, дополним их элементами учебных программ Великобритании и США и интегрируем передовые практики школ новой формации Скандинавии, Сингапура и Австралии.

Для себя в качестве ориентира мы выбрали три наиболее приоритетных школы и пригласили их представителей в Экспертный Совет «Летово» в качестве консультантов. Это сингапурская Raffles — мировой чемпион по статистике поступлений выпускников в топ-10 мировых вузов, Winchester college — эталонная британская boarding school с многовековой историей и Montgomery Bell Academy — одна из самых уважаемых частных школ США.

— Почему ваш инвестор сделал целевой фонд сольно?

— Ключевой аргумент — успех. В случае успеха — серьезные люди с возможностями придут сами. Если пока нет результата — нужно уговаривать, добиваться поддержки, зачем тратить на это время — до этого внешней среде надо дорасти. Пока денег точно хватает, а дальше — как с IPO — размещать надо тогда, когда появился спрос.

— Что будет являться ключевым показателем успешности проекта?

— То, что все выпускники «Летово» смогут поступить в тот университет, который они захотят. МГУ, Сорбонну или Стэнфорд — не важно. Реализуют себя в профессии и жизни.

— Как инвестор планирует избежать такой этической проблемы, как чувство обязанности или долга у выпускников. Как непреднамеренно не сделать их адептами?

— Надеюсь, что нормальные отношения, когда этим не попрекают и говорят за глаза — достаточное условие, чтобы люди, родители в том числе, чувствовали себя комфортно. Государство ведь дает бесплатное образование — но ему не всегда говорят спасибо, даже когда оно абсолютно этого заслуживает. Поэтому если не создавать такую проблему специально, ее не будет.

— Вернемся ненадолго в Пермь. В любом регионе есть рейтинг школ, десятки тысяч родителей используют его в качестве ориентира. Часто вопросы родителей вызывает высокое место школы с низким академическим, но высоким финансовым результатом.

— Можно по-разному относиться к рейтингам. Этот инструмент позволяет смотреть на систему в динамике. Не важно, точны или нет настройки, важно, что шкала принята и не меняется, что позволяет показывать руководству школ вектор требуемых изменений. На практике, родитель пользуется этим инструментом, считая, что он создан только для него, это не совсем так.

Мой совет родителям — если есть возможность смотреть только на критерий качества образования — просто не принимайте во внимание финрезультат. Допустите, что эти данные публикуются не только и не столько для вас, это по сути открытая отчетность системы. Другой вопрос, что на рынке не возникло устойчивых систем независимой оценки — этого вообще нет в российской традиции, не только образовательной.

— Как, по вашему мнению, будет выглядеть образование через 5–7 лет?

— Образование устало от вечных реформ, и им де-ся-ти-ле-тия. И еще от того, что есть большой зазор — между тем, что заявлено как цель лет 20 назад, и тем, во что эта цель превращается.

Тряпка с лозунгами подобветшала, их пора пересмотреть. Многие вещи, которые были заявлены как ценности, цели — вслед за гуманизацией образования — не случились. Случилось только то, к чему все были готовы — самые простые вещи. Потом пауза. Она произошла из-за общей наивности и веры в быстрый успех 90-х, а задача оказалась гораздо сложнее. Проблема в том, что пауза всем стала привычна — сложнее стало раскачаться, и многие аспекты постоянно откладываются и переносятся из-за этой нерешительности. Поменяются цели образования, поменяются и пути их достижения.

Сегодняшний вызов образованию — многозадачность и неопределенность в жизни и в работе. Востребованными в будущем будут меняющиеся, подвижные профессии, исключающие универсальные решения, понимание контекстов. И образованию необходимо подстраиваться.

— Давайте на конкретных примерах, какую долю в образовании займет онлайн, дистанционное образование?

— Онлайн, несомненно, займет большую нишу. Но не непосредственно работы с детьми, а профессиональной подготовки кадров и как раз быстрой трансляции той нужной образовательной модели.

Я же вижу историю про будущее в другом срезе. Не всегда это технология или база. На примере американских чартер скул (Charter schools — Properm.ru). Государство на уровне некоторых штатов не могло справиться с картиной, где традиционно образование не имело ценности, социально сложная ситуация, замкнутый круг — плохие ученики, социальное иждивенчество, неприятие школы в семье — мотивация учителей соответствующая. Что было сделано?

Бизнесу на откуп отдали небольшой кусок, вот вам деньги, попробуйте обновить, перезапустить ситуацию. И бизнес там пошел так, как шел на первых порах Айб — взяли бизнесовых управленцев, создали первые прецеденты успешности, и из них слепили второе поколение, которому сказали, смотрите, видите — мы вам привели учителей, которые именно для вас — и пошел процесс вытаскивания какой-то части школ из отстающих. И сделано это было без смены модели, чисто управленческим, бизнесовым, ходом — ведь лепили из подручного.

— Айб кстати декларирует, что выбирает не ребенка, а семью, по ценностному ряду ребенка и родителей в совокупности. Даже если родители из деревушки — они должны разделять видение будущего своего ребенка со школой. Как у вас, будет скоринг (система оценки) родителей?

Дмитрий Шноль (учитель математики в школе «Летово»): — Будет, и мы тоже будем смотреть на реальную картину. А если семья неполная, или социально неблагополучная? Родители не то что не разделяют, но в принципе не понимают контекста? У ребенка это может быть единственным шансом, и тут крайне сложная этическая проблема — дать шанс одному ребенку или избегать рисков для всех остальных. У нас уже были такие примеры в прошлых проектах (Дмитрий Шноль ранее возглавлял основанную им кафедру математики в школе «Интеллектуал» — Properm.ru), когда ребенок из абсолютно асоциальной, запойной семьи, делал все, чтобы из этой среды вырваться — на здоровой злости тащил себя оттуда, и при всей кажущейся невозможности был успешным.

— Вспоминая, что чаще всего одаренность ребенка это мера состоятельности его родителей — такие примеры ведь скорее исключение?

Дмитрий Шноль: — Да, но если они появятся, мы будем смотреть скорее на ребенка, чем на его социум. Главное, чтобы социум его выпустил.

— Про «13 слишком рано» часто говорят? Это ведь не в нашей традиции — кампусы, пансионаты и ранний старт в самостоятельную жизнь.

Михаил Мокринский: — Французы тоже очень прохладно относятся к этой затее. Мощная и давняя традиция разве что у британцев — про Ховгардс все читали. Американцы чуть получше, но тоже спокойно. Азиаты внедряют, но там с родителями традиционно спорить не принято. У нас тоже масса вопросов возникает…

Дмитрий Шноль: — У нас традиционен «отъезд» в 17–18 лет, и лично я считаю, что это экстремально. Человек формально и морально уже самостоятелен, а резкое освобождение от привычного контроля зачастую приводит к уходу в отрыв в первый год. В итоге мы наблюдаем высокий процент не сдавших и не удержавшихся, а значит несостоявшихся планов и сломанных карьер.

В 13–14 лет можно обеспечить более мягкий и подконтрольный, адаптированный переход в самостоятельность — начинаем с детьми, заканчиваем взрослыми. К 17 годам эти же дети будут сами удерживать границы своей ответственности. Поэтому институт глав домов у нас в пансионе сформирован исключительно из экспатов (иностранных специалистов — Properm.ru) — у нас невозможно найти воспитателя, который не воспроизведет при этом режим «вахтера в общаге». Там эта профессия сформировалась, и мы берем готовых и зарекомендовавших себя специалистов.

— Я вообще не уверен в осознанности ребенка в 7 классе. Вы недаром приводили на выступлении пример, когда человек только в 20 лет и уже поступив, понимает, что не туда. Чья мотивация заниматься этим проектом — ребенка или родителя?

Михаил Мокринский: — Инициатива к поступлению может быть как у ребенка, так и у родителя. Но без мотивации ребенка к обучению, развитию, познанию ничего не получится. В отличие от университета, когда в 20 лет человек понимает, что сделал неправильный выбор, мы не просим ребенка ограничить себя определенным направлением. Мы даем ему возможность практически неограниченно расширить спектр траекторий развития, попробовать себя во всем, сделать выбор тогда, когда он будет к нему готов.

— За что из вашей школы ребенка могут «уволить»?

— Наша система отбора и адаптации детей создана таким образом, что отчисление за академическую неуспеваемость практически исключено. Однако, в школе, особенно в школе-пансионе, крайне важно соблюдение правил. Правила могут быть весьма жесткие, связанные прежде всего с безопасностью самого ребенка и окружающих его людей: физической и психологической. Их соблюдение обязательно для всех, как и общее понимание последствий нарушения. Но, как правило, такие прецеденты в школе при правильной системе отбора единичны.

— Дайте оценку таким распространяющимся формам обучения, как домашнее образование?

— Форма нормальная, должна переболеть детскими болезнями. Во многих странах для семейного образования стали возникать семейные, домашние школы. То есть способ социализации для детей, которые оторваны от системы регулярного образования, которые получают от такого подхода плюсы и расхлебывает его минусы. Вообще, образование всегда самобалансирующаяся система.

— Каков уровень вступительных тестов в Летово, с чем можно сравнить, с олимпиадами какого уровня?

Дмитрий Шноль: — Совсем не с олимпиадами. Олимпиады это про узкий профиль. У нас три контрольных предмета, и нам важен баланс. Английский-русский-математика — все тесты будут из трех условных блоков. Первый — простые вопросы — на них ответят все. Второй блок — достаточно сложные, но доступные большинству наших претендентов вопросы. И третий — несколько вопросов такой сложности, которая позволит выбрать действительно одаренных.

При этом, если кандидат на 100 из 100 сделает один предмет, но «завалит» остальные, это значит, что сбалансированности его образования недостаточно — нам нужен высокий средний уровень. Кроме этого, мы будем смотреть на массу других особенностей — чтобы не было в потоке 10 пианистов на одного пловца, чтобы они смогли дополнять и подтягивать друг друга во всем.

— И последний вопрос. В ФГОСе (Федеральный государственный образовательный стандарт) есть такой неоднозначный предмет — ОРКСЭ (основы религиозных культур и светской этики). Вы декларируете соответствие ФГОСу — он будет в программе?

Михаил Мокринский: — Все что будет в нормативной базе, конечно мы будем давать. При этом мы помним, что есть разные способы прочтения ОРКСЭ. Поверьте, мы придумаем, как спросить так, чтобы получить ответ высокой степени осознанности. Профессионализм учителя может повлиять на родителя очень сильно.

"