Он оскорблял пермяков и отправлял их гореть в аду. Интервью секретаря Пермской епархии Андрея Литовки

— Самый последний скандал, из-за которого к вам увеличился интерес, произошел после того, как вы решили уделить внимание в своих соцсетях Алексею Навальному. Для чего был тот пост?

— Дело в том, что это (посты в Facebook — Properm.ru) какое-то творчество, какой-то блог. Почему опубликовал пост? Там просто была выдержка из Википедии — подразумевался испуг человека. Я нисколько не злорадный, как все подумали: хихикающий злодей, сидящий в рясе. Нет, совершенно нет. Просто испуг человека был понятен: он начал искать выход из той ситуации, которая сложилась.

— Речь шла о другом: человека госпитализировали.

— Вы тоже опять пытаетесь утрировать все вопросы. Человека госпитализировали, но я подразумевал, что у человека испуг от того, что перед ним маячил срок. Я под этим подразумевал живой человеческий страх, что ему нужно изменить свою жизнь.

— Изменить свою жизнь? Он уже находился в тот момент в изоляции.

— Нет, опять вы утрируете тему. Изменить жизнь — по закону.

— Когда люди пришли в комментарии, в итоге в выражениях не стеснялись ни ваши оппоненты, ни вы. Почему так произошло?

— Я пытался отвечать корректно, но четко. Оскорбления в мой адрес были достаточно колкие. Предлагал: «Лучше меня ругайте, власть только не ругайте, не надо». А оскорбления не были оскорблениями. Во-первых, сразу подняли на знамя ненависть к пермякам. Да я люблю пермяков. Если бы не любил Пермь, здесь столько не делал, не трудился…

Дело в том, что есть «комплекс малого народа», который любую критику воспринимает как недоброжелательное отношение. Есть отклонения по сравнению с развитием всей России: от Юга России, от Кубани, где я сейчас был, от Ростовской области, Воронежа в понимании процессов, происходящих в стране.

— Ваша фраза «Сразу видно пермячок, в мозгах помойка либеральная». Это о чем? Об этом отклонении?

— О том, что есть такой изъян. Не знаю, порожден он временем, территорией или климатом. Уменьшительно-ласкательное от пермяка — это пермячок. Пермячок — ничего предосудительного.

А «помойка либеральная» в том, что отличие Перми от другой России в понимании процессов государственного строительства — оно очень либеральное. Но я тоже либерал! Смотрите — у меня кто хочет, тому дверь открываю. Это самый лучший тип руководителя. Я никому никогда не говорю нет. Либерализм в смысле оппозиционизма — власть делает не так, а как мы, не знаем.

— Это плохо, по-вашему?

— Да.

— Почему?

— Как показал процесс, у нас в Перми, Пермском крае, вся пресса, которая публиковала: РБК, Zvzda — могла опубликовать наоборот: «Оппозиционеры набросились на священника за критику». Нет, вся пресса пошла по другому пути, по пути оппозиции.

Я уже тут шутил, что у нас нормальная патриотичная газета осталась только «6 соток» в Пермском крае. Все остальные — у них свободомыслие.

Никто не работает с главными редакторами. Нужно воспитывать патриотизм в газетах, в том числе у журналистов. Я предлагал встречаться, разговаривать. Но уклон такой: «Что он там вылез, этот поп пузатый, необразованный, неотесанный?» Но это не так. Надо встречаться, разговаривать. Но патриотического элемента нет в прессе.

— Что вы подразумеваете под патриотизмом в прессе?

— Я вам обрисовал. Почему пресса не написала, что на священника набросились оппозиционеры?

— Писали, говорили, что есть такая точка зрения.

— Это малая точка зрения. Это плохо, я считаю.

Я в отпуске слушал радио «Казак.ФМ». Прекрасное радио. Патриотичное, песни нормальные казачьи звучат. Архимандрит с духовником краснодарским отвечает на вопросы. Письма можно посылать. Как будто в другом мире побывал!

— Почему такое отличие?

— Потому что там традиционные ценности больше привиты.

— В комментариях вы заявляли, что боретесь против революционеров.

— Революционеры, наследники тех, кто делал революцию — ленинцы. Вы не думайте, что Навальный — это не Ленин. Он играет настоящего Ленина. Это настоящие революционные люди, которые преследуют определенные цели.

Церковь молчала с 1905 по 1917 год, и что? Да, потом избрали патриарха. Уже патриотизм стал — мы за церковь, мы за патриарха, мы за Россию. Было поздно.

— У нас светское государство. Патриарх Кирилл сегодня не глава страны, церковь отделена от власти.

— Вы немножко превратно понимаете отделенность церкови от государства. Церковь — это люди, граждане своей страны. Они не отделены от государства.

Церковь — это не епархиальное управление, церковь — не храм, не монастырь. Церковь — это общество людей, объединенных одной верой, единоначалием, одним учением.

Во-вторых, церковь отделена от государства, если она является государственным институтом. Как до революции было: министерство, ведомство — «Святейший синод», в котором заседали светские люди, в том числе архиереи, управляли церковью. Как в Греции, церковь является одним из институтов. У нас до революции церковь исполняла функции ЗАГСа: регистрация, рождение, смерть. На нее возложены были функции государственные.

В плане вмешательства в дела государства церковь официально и не официально не вмешивается. Я не имею права говорить от лица церкви. Я вообще был на отдыхе, это (пост -Properm.ru) было личное мнение, как гражданина, как христианина. Почему вы думаете, что я как гражданин и христианин не имею права что-то сказать?!

В остальных отношениях церковь — это обычная некоммерческая религиозная организация. Отличается только тем, что постановлением правительства мы освобождены от платы НДС с продаж. Хотя я считаю, что тут теряем больше, чем приобретаем. Почему? Потому что все сторонние услуги — мы НДС платим, но не возмещаем.

Мы полностью платим налоги на наших работников: социальный, пенсионный фонд, также оплачиваем больничные. Отделены только в духовном смысле. А как граждане, извините, мы христиане, воцерковлены, имеем право на все, что угодно в нашем государстве, мы имеем избирательное право.

— А как тогда с точки зрения христианства вписывается ваша фраза «Гори в аду, милочка»?

— Эта фраза была в контексте, просто она вырвана.

— Даже если вырвать ее из контекста, не укладывается в голове, когда так говорит священнослужитель.

— Не вырывайте. Там женщина сказала: «Мне будет комфортнее находиться в аду», я сказал: «Тогда горите в аду, если вам комфортно».

— Почему вы не пытались снизить градус конфликта? Это действительно ваш блог. Но при этом относитесь к определенной социальной группе. Вы представляете Пермскую епархию.

— Вы же со мной общаетесь, видите, что я на понятном языке говорю. Но иногда все не напишешь. Я не такой писатель, не имею такого слога. Все-таки инженер химик-технолог по первому образованию. Всегда занимался математикой, химией, физикой, химией прежде всего. Мне очень сложно снижать градус. В разговоре я это бы прекрасно сделал, а в письменах… Не силен в эпистолярном жанре: не Лев Толстой, не Пушкин.

И господь говорил, что кнут и пряник нужен человеку. Все думают, что церковь — это организация, которая должна бесплатно оказывать какие-то услуги. С какой стати?

— Но разве смысл пожертвований не в добровольной основе. Вот я могу прийти в храм со своей свечкой?

— Вы имеете на это право. Только зачем это делать. Вы что возжигаете какой-то священный костер?

— Эти свечки тоже освящены.

— (разводит плечами) Нет, вы приходите в Храм Божий. Свеча — это символ. Вы вносите пожертвование, которое стоит свеча — 20 ₽. У нас очень дешевые свечи. К нам ездят наши друзья из Америки, у них стоит 5 долларов.

У меня есть хорошие друзья — достаточно состоятельные бизнесмены, давние друзья, очень много сделали для церкви. Люди любят молиться, любят паломничать. Им позволяют финансовые возможности, но они возят с собой свечи. Когда приезжает в монастырь, ставит свои свечи. Но перед этим он подходит к кружке, опускает N-сумму евро, раздает всем пожертвования и ставит свои свечи. Вот, пожалуйста, пример. Не надо со своими свечками делать какие-то бессмысленные церковные обряды. Их нужно знать.

В Перми очень часто приходят в церковь за обидой. Чтобы его обидели. Он уже знает, что если спросит, а ему не так скажут (а там тоже люди, которые, извините, имеют свое горе, счастье, имеют возможность ошибаться, грешны, как все, ответить могут резко), он обидится на все и сделает пост про церковь.

Или Феодосевская церковь (настоятель до 8 августа — Андрей Литовка), где пошло, что церковь дорогая, коммерческая, там одни бандиты. Как прилипло в Перми, не знаем, как этот миф развенчать. Думаю: вы зайдите, мы там столько сделали, столько красивого…

— Чтобы закрыть тему. Могу ли, условно, я прийти со своей свечкой, помолиться спокойно и уйти, чтобы не было никакого скандала? Чтобы бабушка не подошла ко мне и не начала кричать?

— Я не знаю, я не контролирую бабушек. Понимаете, это ее право как христианки заявить вам о том, что это делать неправильно. Есть и такие бабушки, которые говорят: «Не бери у попов, возьми у меня, у меня дешевле».

— Церковь ведь в итоге и живет на эти пожертвования. Сколько вы получаете зарплату, из каких средств?

— У нас есть штатное расписание, подписанное руководителем. Допустим, у архиерейского подворья штатное расписание утверждает край: зарплата, налоги, уральский коэффициент — все как полагается. Бывают личные пожертвования от каких-то лиц. Есть у меня друзья прихожане, за которых я молюсь каждый день, они мне могут и машину подарить, и что угодно — только помолись.

— Сколько у вас зарплата?

— 40 тыс. как у секретаря епархии, 20–30 тыс. в храме, то есть получается 70 тыс. рублей.

— Вы говорите, что друзья-бизнесмены могут пожертвовать…

— Это разово, если попросишь. Я, когда приехал в Пермь, не на чем было ездить, позвонил другу: «Андрей, не на чем ездить? Приезжай». Приезжаем, а там два дорогих джипа. Забрали их безвозмездно, продали их, потом купили уже другие.

— Это те два Land Cruiser, о которых говорят: на одном митрополит ездит, на втором вы?

— Land Cruiser, на котором ездит владыка, его подарила администрация Олега Чиркунова (экс-губернатор Пермского края). У меня был Range Rover, мы его продали, купили Land Cruiser. У меня в Казахстане Lexus был. Мне его тоже человек подарил. Он покупает 30–40 автомобилей ежегодно для обслуживания газовых труб в пустыне.

— Подобная роскошь для священнослужителя — это норма?

— Это не роскошь, это необходимость. Роскошь — это яхта огромная. Сейчас был в Сочи — очень красиво. Такую яхту даже в Сен-Тропе не увидишь. В чем роскошь? В том, что работаешь с утра до ночи — в этом роскошь? Пользоваться этой роскошью некогда. На дачу я не езжу.

— На работу, судя по всему, ездите.

— На работу или по делам, по приходам. Я не считаю это роскошью, это необходимость такая. Утром такая, в обед другая, потом третья машина — это роскошь.

— От позолоченного BMW вы не отказались бы?

— Это только если в Казахстане.

— Почему не в Перми?

— Не знаю. Видел сейчас в Сочи шестерка BMW, там есть такие. Увидел казахские номера родные, мне очень было весело, потому что везде казахи. Кто живет в Казахстане, тот поймет наше общее юмористическое отношение. Мы очень любим друг над другом подшутить. Казах без понтов — беспонтовый казах.

— Еще о «революционерах». Вы слышали о событиях в Москве? (несогласованные митинги в ходе которых были задержаны сотни человек).

— Слышал. Очень прискорбно, что происходит. Тренируются ребята.

— Кто тренируется?

— Кто выходят на акции.

— Там еще ОМОН выходит на акции.

— Почему ему не выходить, если акция незаконна?

— Вы считаете, что человек не может выходить вот так, выражать свою позицию?

— Есть закон. Потому, нужно выражать свои эмоции законно. А незаконно — это беспорядки. Вы призывы их слышали?

— Массовые беспорядки ведь начинаются как после столкновений. А мирная колонна не нарушает порядок.

— Мирная колонна, которая кидается кусками асфальта, распыляет ядовитый газ, призывает людей к насилию? Как-то так уж…

Вы, понятно, не жили в советское время, не знаете, что такое мирная демонстрация советских времен. Первомай — вот это мирная демонстрация.

Дело в том, что сейчас еще летний период. Я очень опасаюсь за осенний период, потому что сейчас отпуска, многие оппозиционеры греются где-нибудь на Канарских островах, заряжаются обиженной энергетикой.

Прогулки бывают разные. Выход этот замешан не просто на прогулке, а замешан на политической борьбе: включите меня в список на избрание, и все. Есть правила, есть законы, их приняли не просто так — спустили из администрации президента, их приняла Мосгордума, их приняли депутаты, которых вы выбирали. «Мы их не выбирали?!» Кто-то же выбирал. Меньшинство подчиняется большинству — демократия или нет? А если меньшинство хочет возобладать над большинством это не демократия, это революция.

— То есть люди, которые выходят сейчас в Москве, обычные граждане, — это революционеры?

— Ну конечно.

— Был случай, когда протестующие побежали от ОМОНа и Росгвардии через церковь. Проход им открыл священник. Вы считаете, это правильный поступок? Ведь он помогал, как вы считаете, революционерам.

— Он же не должен был уходить. Они просились, пожалуйста, он открыл.

— Вы бы открыли?

— Открыл, не вижу в этом ничего плохо. С ними тоже надо разговаривать.

Мы с Владыкой, когда были в Казахстане, работали не в региональной власти, а на уровне главы государства. Наш владыка входил во многие советы: Конституционный совет, ассамблею Казахстана.

Меня всегда удивляло, что здесь у нас немножко такое отношение к воспитанию национальному, русскому человеку как-то спустя рукава. Много символов намешано. «Не надо памятники убирать Ленину». Но какой-то процент надо и убирать. Или название улиц: Окулова, Борчанинова, Землячка. Каждый день езжу по Малкова. Этот человек принял решение расстрелять епископа. Землячка — это демон революции. Или Окулов, который здесь у семинарии по колено в крови стоял и рубил людей.

Я не могу представить, чтобы в какой-то республике на здании Заксобрания висел герб другого государства. Демонтируйте его, уберите его в музей герб РСФСР, повесьте герб Российской Федерации. Пускай воспитывает патриотов. У вас многие гимн поют еще: «Союз нерушимых республик свободных». Это правда. Школьники не знают, школьники не воспитываются в этом.

В республиках прошло определенное воспитание: на Украине, в Казахстане. Я уверяю вас, русские, проживающие в Казахстане — истинные патриоты Казахстана, не России. Они не считают это своей родиной, которая приютила, именно они дали приют тем, кого выселяли.

— Последние новости были о том, что пермячка подала заявление в следственный комитет, чтобы проверить ваши высказывания на оскорбление чувств верующих и экстрмизм.

— Ничего не знаю, пока не вызывали. Пускай пишет, что там такого. Тут-то особо нет, дождю не из чего идти.

— Вы не раз писали в соцсетях о том, что у вас есть связи с правоохранительными органами, что это вообще значит?

— Да это же, помните, пост о том, что есть куратор из ФСБ, где Соловьев читает. Это была сценарная штука. Потому что боятся они (оппозиционеры — Properm.ru) кого? Органов. Это все такой ироничный розыгрыш, и люди как бы должны это понимать. У меня там друзья есть. Причем друзья очень давние, занимающие большие посты. Я только по итогам поговорил с ними.

Но я не имею ввиду, что я вам его приведу, посажу в полицию. Я понимаю, что он проколется на нарушении закона, оскорблении чувств верующих. Многие критикуют закон, но извините меня. Все таки Pussi Riot не стали героинями, мадоннами. Они пытались на этом получить себе пиар. Отсидели. Где они сейчас?

— Некоторые из них правозащитники.

— На моей памяти они просто шум. И они не собирают стадионы.

— Музыкальная карьера на этом и закончилась, но.

— Не то, что музыкальная, я имею ввиду вообще карьера. И никому не нужен правозащитник, который себе курицу куда-то засовывает. Я думаю все-таки правозащитники должны быть… я очень трепетно отношусь к этому.

— Все же митрополит извинился за ваше поведение. Но от вас не было никаких извинений.

— Нет, у меня даже выложено было: «Ребят, прошу прощения, если я кого-то обидел», ну вы что, это же прямая речь.

— В соцсетях?

— Да. Я в тот же день опубликовал, сказал: «Прошу прощения у всех, кого я задел, мне легче говорить». Все это было. Митрополит просто поступил так, посчитал, что действительно зацепило пермяков, но я, видит Бог, я этого не хотел.

— Еще один скандал вокруг епархии с «божественной шарумой». Почему вы решили вынести конфлит на публику?

— Цель была показать, что нужно немножко думать. Я только это хотел. Нельзя на мучеников так. Мученик — это человек проливший кровь… Мне очень много писем было из Америки от моих друзей священнослужителей. Они говорят: «Так правильно ты сделал, потому что у нас столько мерзости, насмешек над Богом».

— Вы так часто говорите, что пошутили, а в этом посте не увидели никакой иронии, только оскорбление?

— Я не увидел в этом оскорбление. Если бы даже была бы экспертиза, то ничего бы не возбудили. Потому что не нашли бы даже там признаков каких-то. Задачей было показать, что это все не нужно. Хотите, сделайте как-нибудь по другому. Не иронизируйте.

— Лучше такого больше для рекламы не делать?

— Не делать. Когда я приехал в 2010-м году возле «Колизея» был растянут плакат «Чертова дискотека». Я звоню в администрацию, говорю: «Может вы как-нибудь повлияете?» Привык в Казахстане — трубку поднял, позвонил и все это сняли. А тут: «Да вы что, это же их право». Думаю, ууу, как тут все запущенно. Как же над нашими взаимоотношениями надо работать.

— В начале 10-х годов была история с больницей, которая перешла во владение епархии. А ремонтом занималась, в частности, ваша фирма «Пермская верфь». Можете вспомнить вокруг чего скандал был?

— Когда я уезжал, мои друзья бизнесмены, помощники сказали: «Ты знаешь, в России немножко по-другому. Нужен какой-то комплексный подход, потому что все не так просто». В Казахстане — попросил, принесли чемодан, пожертвовали, ты сделал. Второй чемодан привезли. Я же восстанавливал храмы, там уровень доверия такой, повыше. Нужно было брать в свои руки.

Промышленный комплекс был в ужасном состоянии, над городом не было ни крестов, ничего. Нужно было создать компанию для реставрации храмов. Получения лицензии на реставрацию памятников архитектуры.

Белая гора была в ужасном состоянии. Подрядчикам выделили 10 млн рублей, но в итоге они сметы подали, а отчетности никакой. В результате я начал снимать их с дистанции. Когда спросил, по какой сумме вы штукатурите квадратный метр, там была озвучена сумма более 100 долларов. Но кровля текла, поэтому пришлось снять их. Они подали на меня заявление в прокуратуру, в уголовный розыск, что я украл две бетономешалки в Кунгуре. Ничего, все это прошло. Началась комплексаня работа по восстановлению храмов. Было создано строительное управление, была получена лицензия, пошли средства на восстановление храмов.

Возвращаемся к больнице. Это здание больницы с родильным отделением «Аистенок». Волей судьбы это здание — Екатерининская, 224 — располагается на территории бывшего Успенского женского монастыря. Мы обратили на него внимание, как на социальный епархиальный проект. Поскольку здание покупал город, мы не могли попросить его снести и воздвигнуть там то, что было.

Когда мы пришли, часть первого этажа арендовал «Уралмед» (в будущем наши партнеры). На остальной части еще до 2010 года был проведен ремонт на 50 млн рублей. Но здание не функционировало. Был небольшой арендатор, который сделал себе ремонт на 600 кв м и все. Мы создали компанию, ООО. Подписали соглашение о передаче между городом и епархией, тогда мэром был Игорь Сапко и сити-менеджером Анатолием Маховиковым.

— Она же вам бесплатно досталась?

— Нам бесплатно ничего не досталось. Передали в пользование, она в аренде.

— Сколько сейчас платите за нее?

— Порядка 600 тыс. в месяц. Безвозмездно нельзя было по закону отдать. Ставки аренды тоже хотели по льготной ставке определенные. Мы подписали инвестиционную программу внесения 18 млн инвестиций. Потом реорганизовали компанию, то есть учредителем, основным акционером стал «Уралмед».

Епархия осуществляет надзорно-духовные, финансовопомогающие функции. Мы, например, ввели в эксплуатацию два этажа, потратили средства епархии. К нам попросился центр экопатологии на аренду. У них есть деньги бюджетные федеральные на плату аренды. Пустили.

У нас есть здание по адресу Газеты Звезда, 2. Это здание царской консистории дореволюционной. Там располагался диспансер. Тогда нам с Маховиковым пришла идея отремонтировать 4 этаж. Долго были препирания с Министерством здравоохранения Пермского края. Они занимали 500 кв. м., а теперь на 1,4 тыс. кв. метров им нужно оборудование на 59 млн рублей. Потом нашли подрядчика, договорились тогда с губернатором Виктором Басаргиным.

Мы в результате получили здание консистории, которое требует ремонта. Сейчас мы занимаемся проектированием. Поскольку является памятником архитектуру, мы уже вложили средства в проектировании и реставрацию его.

На этапе, когда вся эта история с имуществом больницы улаживалась, была попытка писать про нас. Про меня, про машины (ничего умнее никогда не придумывают). Подавали на нас в УФАС, что мы с городом и департаментом в сговоре все это сделали. Они возбудили дело. Тут уже вмешивался Владыка. Центральный УФАС, все-таки не нашли никакого сговора глобального.

— Глобального?

— Если соглашение, подписанное на камеру между администрацией города и городской думой, епархией — сговор, тогда назовите это сговором.

Больше, чем соглашение, публично подписанное главами, больше сговора не было. Тем более епархия, честно говорю, ничего не заработала. Это имиджевый проект.

Вообще задача — создавать точки притяжения, как Белая гора. Уникальный памятник. Сейчас трафик стал очень неплохой. Сейчас вопрос с гостиницей, конечно. Ведем переговоры с частным инвестором. На строительство и обустройство надо около 70 млн рублей. Милостью божьей тоже будет.

— Приезжал духовник патриарха Кирилла, схиархимандрит Илий (считается настоятелем Владимира Путина). Как удалось привезти сюда?

— Он изъявил желание приехать в Пермь.

Он такой интересный, кстати. Как станет говорить о революции, большевиках — как стуканет по столу: «Большевики эти». Так что могу сказать, что я по его благословлению все это сделал.

— Вы по его заветам боритесь с революционерами?

— Конечно. Батюшка был в Кирове один день, потом изъявил желание, говорит: « Я хочу в Пермь». Хотел посмотреть то место, где были страшные события революционные. Самое страшное — убийство царской семьи, убийство Михаила Александровича Романова. Это же жуткая вещь — убийство маленьких детей.

Белую гору посмотрели, в общем, многое успели. Невзирая на его возраст, ему 77 лет, все равно очень динамичный. Мы интересно провели время. Очень радушно провожали на вокзале вагон его прицепной.

— Когда приезжал Илий не было никаких перекрытий, кортежа. В то же время, когда смотришь на перемещения патриарха Кирилла, постоянно у людей какие-то вопросы возникают.

— Это разные статусы. Патриарх Московский и Всея Руси. У некоторых это вызывает какое-то непонимание, у некоторых вызывает христианскую гордость, что Патриарх Московский — это все-таки не муфтий Казахстана, например.

— У вас какие эмоции вызывает роскошь вокруг него?

— Это не роскошь, это его уровень. Помните, когда передавали власть об Бориса Николаевича к Владимиру Владимировичу, кто был гарантом передачи? Святейший Патриарх Московский. Патриарх — это огромный статус. Мы должны только радоваться, что наше государство так заботится о нашем патриархе. Это основа нашей церкви, нашей русской идентичности.

— Почему вы говорите, что государство, если церковь живет на деньги с пожертвований?

— Потому что это указ президента. Это в праве президента давать статус охраняемого лица любому человеку по его желанию. Это и есть полномочия президента. Потому что это Россия, извините меня.

— Что вы подразумеваете?

— Это Россия, ее надо уважать, страна такая. Где вы можете сказать, что вы русский? Когда марафон побежите по Перми? Или когда в планке будете стоять?

— Точно не когда буду ехать в кортеже из пяти лимузинов.

— Я не о том говорю. Все таки человек может заявить, что он русский, только в церкви. Если он скажет это в ток-шоу, скажут, что политизировано. А здесь мы можем сказать, что это наша идентичность. Поэтому такие флагманские губернаторы, как мэр Москвы — Собянин, говорят, что всем безусловно нужна церковь, нужно содействовать этому процессу, потому что это наша самоидентичность. Не забывайте, что мы русские. И я говорю о статусе патриарха, о его важности.

— У Папы Римского тоже высокий статус. Но вокруг него нет подобной службы безопасности.

— Вы думаете, нет?

— Есть видео, где Папа ездит спокойно и открыто.

— Да и у нас патриарх ездит спокойно, открыто, пожалуйста. В Ижевск ездили два года назад, свободно, открыто с прихожанами вышел.

Понимаете, если мы статусу патриарха не будем уделять внимания, то грош нам цена. Вы что потеряли что-то в еде, потому что он патриарх или потому что не патриарх? Многие себе позволяют, бизнесмены или еще кто-то там.

Да, патриарх — духовное лицо. Но он патриарх Всея Руси. Понятно Сербский патриарх. Что такое Сербия? Там поскромнее должен быть. Я вот знаком с Ильинским патриархом, была возможность принимать его с владыками в Казахстане, он тоже достаточно прост, открыт, мы с ним чай пили, храм посещали, все по-разному. Патриарх Московский, я считаю, это не просто фигура масштаба… Это мирового масштаба человек.

— Патриарх Кирилл заявлял, что в РПЦ строят по три церкви в день. Как у нас в Пермском крае со строительством?

— За девять лет построено, находится в стадии завершения строительства — 96 объектов. Получается 10 храмов в год с лишним. Пропорции могут быть разные.

— На какой сейчас стадии реконструкция Спасо-Преображенского собора?

— Сейчас ведутся фасадные работы. За последние два года мы очень продвинулись. Работы были такие невидные, но они были важные. Сделали кровельные работы, восстановили все паперти — это бетонные лестницы, которые вели в храм. Меняем окна. При этом меняем только внешний вид к внутреннему ремонту даже не приступали, потому что там галерея, экспонаты.

— Как планируете карьеру продолжать, в каком русле? (интервью было записано до новости о назначении Андрея Литовки на пост настоятеля Петропавловского собора)

— Не знаю, куда Бог пошлет. Знаете, может, выгонят или еще что-нибудь. Стараюсь делать все качественно, единственное, благодаря владыке нашему Мефодию. Он уникальный человек, уникальный руководитель, мне надо учиться некоторым моментам. Я «горячий» иногда, на газ больше 40 км/ч, штрафуют, заразы, а ему сочувствуют.

У владыки удивительные качества. Если он видит, что человек понимает ситуацию, он легко дает полномочия, потому что служить или работать без полномочий скучно. Представляешь, приходишь как исполнитель, я не такой, мне не нравится, мне скучно, мне нужна какая-то деятельность, может, внутренний мир такой.

Сейчас, допустим, интересный проект развития культурного кластера на заводе им. Шпагина. Там органично нужно вливать это в территорию Петропавловского собора. Там просится: лестница, трафик, открытая территория, пространство. Кстати, есть свой храм ведь, часовня. По ней тоже есть вопросы, есть горячий повод — давайте сносить. Да вы снесите, попробуйте. Мы готовы, допустим, перенести, но под определенные условия. Говорят: «Нет. Условия? Так просто давайте». Так просто ничего не бывает. Мы же не приходим к вам в администрацию со своей свечкой. Нужно понимать…

Интересный проект — храм Богородицы, уникальный. Очень интересный храм, один из самых видовых — 55 метров в высоту.

В Кунгуре есть. Там с одним бизнесменом, меценатом был жесткий разговор. В результате он мне оплатил электронный звонарь — там с айфона запускаются колокола на этом храме.

— Колокола запускаются с айфона? Это шутка такая?

— Если деньги есть, пробуем, потому что не всегда удается там контролировать. Почему шутка? Не шутка. Я иногда делают так. Проезжаю мимо, включаю колокола, пускай мне позвонят в честь моего проезда. Шучу. Иногда, если показываю гостям, балуюсь.

(Звонит, смеется) Отец, дай команду ребятам, пусть колокола запускают… Всегда у вас там что-нибудь не работает. Пусть включат, чтобы я с айфона запустил его… Пускай прямо сейчас позвонит. Мне неудобно, я хотел выпендриться (смеется), не получилось вот… Так я позвоню, но симка говорит, что абонент не доступен. Давай бегом. Деньги кончились.

— Пожертвовать надо?

— (смеется) Да. Храм инновационный.

— Вы сегодня говорили и про Чиркунова, и Басаргина, а про Решетникова ничего не было. Какие у вас взаимоотношения?

— Прекрасные взаимоотношения, просто немножко по-другому все.

— В каком ключе вы их выстраиваете?

— В прямом контакте. Я во многих комиссиях участвую, строительные вопросы мы обсуждаем, это его идея — создать культурный кластер, немножко сдвинуть его туда, ближе к Каме.

Я не знаю. Бывает, он приходил в церковь, все равно как-то поколение немножко другое. Все-таки Виктор Федорович был серьезным чиновником серьезного уровня, многое ему удалось: дорога на Кунгур, тот же аэропорт. Это очень большая заслуга.

— Виктор Федорович серьезный чиновник, а Максим Геннадьевич?

— Не знаю, тоже серьезный, в Москве руководил.

— Вы родом из Казахстана. У вас развешаны портреты Назарбаева. Но есть и Путин.

— Уникальные люди. С Назарбаевым мой папа работал. Очень благодарны ему. Очень интересный человек, очень проницательный. Таких людей очень четких, конкретных, ловящих момент очень мало…

В общем, не мне давать оценки политикам, но Путин, конечно, красавчик. В плане держать удар, ловить момент. Вот так вот не попадать как отец Андрей. Конечно, симпатизирую, почему не симпатизировать?

Россия же страна феодального развития. У нас обыватель даже не имеет представления об устройстве Российской Федерации. Он не понимает, что такое муниципалитет. Это в принципе не власть — муниципалитет, это предприятие, которое оказывает услугу населению, обладающее правом собирать налоги с физлиц на своей территории муниципального образования, свой бюджет формировать. У нас этого не понимают. Виноват всегда царь, виноват всегда Путин. Когда был Ленин, ходили к кому? К Ленину. Сейчас к Путину пишут.

В 1861 году манифест, царь подписал, отменил крепостное право в России. Что сделали с освободителем? Убили, а потом за сыном гонялись. Девять раз покушение было. Потом внука добили вместе с семьей. Только дали им свободу.

Почему раньше Пермь была религиозной? Были заводчики, а единственным культурным местом, куда можно ходить, была церковь. Феодал пошел в церковь, а вы бы куда пошли? Тоже пошли бы, если вы работаете на феодала. Поэтому такое устройство страны, когда всегда виноват царь.

Ребят, вы на месте посмотрите, как живете, платите ли вы налоги. Ты попробуй жить по правилам, по тем законам, которые сделало государство, может, что-то изменится. Нет, мы будем бунтовать против всего: против законов, против устройства государства.