Красная ёлка. Как Новый год супротив буржуйства в Перми праздновали

Празднование нового года в России впервые запретили совсем не большевики. Во время Первой мировой войны под запрет попадало все немецкое, а Новый год на тот момент считался исключительно немецким праздником. В канун 1915 года немецкие военнопленные в госпитале Саратова устроили праздник с традиционной ёлкой. Пресса назвала это «вопиющим фактом», журналистов поддержал святейший Синод. Император Николай II назвал традицию нового года «вражеской», после чего последовал запрет. Однако после прихода к власти большевиков в октябре 1917 года запрет отменили.

В 1918 году Максим Горький и Александр Бенуа подготовили и выпустили в петроградском издательстве «Парус» роскошную подарочную книгу для детей «Ёлка». В неё были включены произведения Максима Горького, Корнея Чуковского, Алексея Толстого, Валерия Брюсова. Обратите внимание, на верхушке новогодней елки светит вовсе не пролетарская, а шестиконечная Вифлеемская звезда.

Известная история об ограблении Владимира Ленина в 1919 году произошла именно тогда, когда лидер большевиков и предсовнаркома РСФСР ехал на детскую елку.

В Перми в годы гражданской войны Новый год праздновали как могли. Всё ещё продавалось много ёлок, но население бедствовало, и мало кто мог позволить себе купить даже самое маленькое деревце. Мужики из пригородных деревень, привозившие в город ёлки, теряли предрождественский заработок. Первые месяцы после оставления Перми армией Александра Колчака оказались в Прикамье тревожными для советской власти. Многие из рабочих, имевшие при белых гарантированную работу и неплохую зарплату, встретили «классовых освободителей» без восторга; крестьяне открыто «бузили» против политики военного коммунизма.

Новый год как пропаганда

В такой ситуации пермские большевистские лидеры, в числе которых был присланный для укрепления партийной организации Емельян Ярославский (в будущем — лауреат сталинской премии и «главный безбожник» СССР) решили напомнить о «буржуазной» традиции празднования нового года, которая теперь вполне могла, по их мнению, послужить советским идеалам. 1 января 1920 года в газете пермского губкома «Красный Урал» выходит «революционно-новогодняя» передовица.

«Пусть 1920 будет годом наших светлых побед, призывали пермские партийные лидеры. — Пусть алое знамя коммунистического интернационала еще выше и ярче взовьется над всеми угнетенными народами». Отдельного поздравления, наряду с красноармейцами и рабочими, в передовице удостоилось крестьянство, «освобожденное революцией для сознательной человеческой жизни».

Впрочем, до «сознательной» коммунистической жизни пермское крестьянство видимо так и не созрело — ни на тот момент, ни после. В сводках Всероссийской Чрезвычайной Комиссии зимы 1919–1920 года отмечается, что деревенские жители по-прежнему оказывают режиму активное сопротивление. «В пределах губернии много шляется и скрывается разного рода бандитов — в лесах и в глухих уголках. Многие из них хорошо вооружены, имеют винтовки и бомбы, главным образом и являются главными виновниками всех восстаний. Зима выгнала их из землянок, а в деревнях жить опасно, есть исполком, а потому они сначала нападают на исполком, вырезают его и живут временно в волости»… Притом, как сетовали чекисты, «советская милиция не на высоте своего положения, плохо относится к исполнению своих обязанностей, особенно в Оханском и Осинском уездах, где развито безобразное кумышковарение (Кумышка — удмуртский национальный алкогольный напиток домашнего производства — Properm.ru) и с которым они почти не борются и даже еще поощряют его».

Знамена вместо елок

Впрочем, с кумышкой или без, партийные работники не скупились на новогодние поздравления — не только «товарищам по классу», но и «буржуям». В газетах было очень модно печатать всякого рода «пожелания» белым и капиталистам. В том же новогоднем номере «Красного Урала» был опубликован фельетон, автор которого описывал разговор двух недоброжелателей советской власти, сетующих, что в 1920 им не стоим ждать ничего хорошего.

«Да, действительно, мало надежды отжившему старому миру на новый Красный революционный год. И этим буржуазным людишкам остается только вспоминать под звуки мощного Интернационала, которым мы встретим праздник, как они прежде господствовали над нами. Пусть вспоминают. А мы бодро и смело глядя вперед в великое царство социализма, будем продолжать свой тернистый революционный путь».

Атрибутика «Красного нового года», действительно была вполне «революционной». Дома и улицы были украшены красными флагами, на митингах и демонстрациях распевали «пролетарские» марши. Новогоднюю елку в начале 20-х годов советская власть не запрещала (только в 1927 году ее официально объявили «вредным поповским обычаем), однако и традиция ставить елки в общественных местах большевиками не поддерживалась. Впрочем, многие пермяки, включая и советских работников, ставили и украшали елку «по старинке» у себя дома.

Интересно, что в канун Рождества 1920 года в «Красном Урале» появилась передовая статья, посвященная празднику. Разумеется, вполне в духе большевистской атеистической пропаганды, но без откровенно непристойных выпадов против религии, свойственных позже «Союзу воинствующих безбожников». Видимо, учитывая настроения жителей Прикамья, большинство которых были искренне верующими людьми, и реальную политическую обстановку, о которой доносили чекисты, коммунисты еще не осмеливались предельно жестко «атаковать» церковь, предпочитая нападкам умеренную полемику.

К тому же, в начале 1920 года большевистское руководство пыталось «уговорить» Русскую православную церковь использовать свой международный авторитет для снятия западными союзниками экономической блокады СССР. Поэтому неудивительно, что коммунистическая пресса печатала заметки, в которых, почти заискивающим тоном, власть призывала священников «указать на недопустимость блокады». Правда, статья в «Красном Урале сопровождалась примечанием редакции (надо полагать — от будущего «главного безбожника» страны товарища Ярославского), в которой говорилось, что «помещая этот недоуменный вопрос, мы при этом не ждем каких-нибудь серьезных результатов».

К середине 20-х, новогодняя елка превратилась в предельно бюрократизированное мероприятие, на которое нужно было испрашивать разрешение в губкоме. А уже в 1927 елки запретили на 8 лет.

Анатолий Москвин для Properm.ru