Это зоопарк какой-то! Почему в пермской аномалии все знаковые проекты сопровождаются скандалами

Тема «пермской аномалии» оказалась самой обсуждаемой в перерывах последнего заседания арбитражного суда по иску УКС Пермского края к генподрядчику строительства зоопарка АО «РЖДстрой». В коридоре в затянувшемся ожидании натянуто шутили представители привлеченных к процессу третьих сторон, прокуратуры и журналисты. Юристы истца и ответчика, немного послушав саркастичные замечания, ушли ждать оглашения решения в зал. Главным вопросом немного нервного разговора в кулуарах был зависший вопрос: почему в Екатеринбурге, Казани, Тюмени и даже Ижевске удается без громких конфликтов строить и развивать, а в Перми все увязает в липком болоте судов, уголовных дел и просто заброшенных строек?

Звериный стиль пермского долгостроя за бюджетные деньги — наша боль и наша традиция. Мы начинаем строить — корпуса психиатрической больницы на Банной Горе, корпус медакадемии на Куйбышева, крематорий, кино-концертный зал напротив региональной администрации (надеюсь, все помнят, откуда торговый комплекс получил имя «Колизей»), Первый Пермский микрорайон, манеж «Пермь Великая»… И это только в Перми, брошенных зданий, дорог, мостов по всему региону можно насчитать еще, но есть ли в том какой-то большой смысл? Тогда придется вспоминать, что метро, новое здание галереи и оперного театра мы сами себе обещаем построить уже несколько десятков лет.

Наверное из-за своей звериности пермский зоопарк и стал квинтэссенцией долгостроев имени Пермского периода. В сразупослеперестроечные времена еще можно было начать и не построить — без права на посадки, теперь же закон не позволяет сказать: «Ой, не получилось! » Нормы контрактной системы предусматривают более жесткие меры к нерадивым госзаказчикам и их подрядчикам. Наверное поэтому, спустя четыре года после начала стройки зверинца на Нагорном, сегодня мы имеем в активе одно мировое соглашение и одно уголовное дело. По мировому соглашению после обследования и проектирования стройка возобновится в лучшем случае в апреле 2022 года, и еще два года понадобится на само возведение зданий. Расследование уголовного дела еще не завершено, в апреле после изучения проекта обвинительного заключения прокуратура вернула его в ГСУ МВД по Пермскому краю для дополнительных следственных действий.

Само мировое соглашение знакомые с ситуацией люди называют чисто политическим решением. Очевидно, что рассмотрение иска в арбитражном суде уже пора было завершить: стройка стояла и была зверским бельмом на всех радужных сообщениях о подготовке «знаковых проектов» к 300-летию Перми. Наличие спора между заказчиком и подрядчиком закрывало любые возможности для продолжения стройки. И за два года до юбилея краевой столицы какое-либо политическое решение было необходимо: либо признать ошибки и разорвать отношения с дочкой АО «РЖД», либо признать ошибки и договориться. Тем более еще около года назад прокуратура назвала арбитражный иск попыткой уменьшения вины фигурантов уголовного дела.

Политический маятник качнулся в сторону «снести нельзя, достроить». Исходя из громких заявлений — пока не очень понятно, что достроить. Говорилось в том числе о том, что в зоопарке можно разместить местных зверей, не размахиваясь на покупку дорогостоящих слонов и обезьян. Но сама идея парка Пермского периода взамен испанского стыда скорее здравая, чем утопическая.

Возможно, поэтому, особой дискуссии сторон вокруг фабул мирового соглашения и не возникло, все участвующие в процессе прекрасно понимали, что «нужно кончать». Единственные, кто предприняли попытку придать документу максимальную легитимность: юристы проектировщиков, института ПИРС. И это логично — именно из ПИРСа в 2018 году «утекли» данные о выявленных критических дефектах при строительстве (институт проводил строительный надзор на объекте).

И именно представитель ПИРСа Александр Онучин перед заключением мирового соглашения сообщил, что видит несколько моментов, которые могут сделать документ нелегитимным. Первый, что в документе указывается компания, которая будет проводить обследование зданий — АНО «Союзэкспертиза» при ТПП РФ. Второй, что в соглашении не говорится о необходимости консервации зданий. Первый может говорить о том, что нарушен закон об акционерных обществах — подрядчик должен отбираться на конкурсной основе. Второй — о том, что до начала строительства то, что уже возведено, может окончательно разрушиться.

Оставим за рамками то, что институт ПИРС в том числе защищает свою репутацию проектировщика на фоне не менее громких заявлений о плохом проекте. Как отметила представитель минстроя в процессе: «Если бы у нас были доказательства того, что проект стал причиной разрушений, то вы бы были ответчиком». А представитель «РЖДстроя» Наталья Дядева несколько раз повторила, что непонятно, почему третьи стороны волнует то, как договорятся истец с ответчиком. Поэтому судьи под запись потребовали у сторон сообщить, что аудит объекта и проекта делается для того, чтобы его достроить, а не продолжать искать виновных.

Соглашение действительно содержит спорные моменты, к которым могут возникнуть вопросы у антимонопольщиков и силовиков. В том числе и то, что документ изменяет существенную часть госконтракта: первоначальный срок строительства составляет 420 дней, а на завершение уже начатой стройки необходимо более тысячи дней. Если точно читать букву закона, то необходимо действующий контракт расторгнуть и заключить новый. Но это в случае, если бы политический маятник качнулся в сторону «снести, нельзя достроить».

Поэтому теперь нам, пермским жителям, придется хотя бы на время спрятать свой испанский стыд. За то, что чтобы исполнить госконтракт на несколько миллиардов, нужно похитить из него полмиллиарда (такая сумма фигурирует в уголовном деле, она же — сумма закрепленного мировым соглашением долга генподрядчика перед нашим бюджетом). За то, что мы не можем строить так же быстро и бесконфликтно, как соседние регионы. За то, что нам придется еще один стотысячный раз поверить: политическое решение полезно для развития региона. В конце-концов, мы же не звери какие-то, а люди. Поэтому должны уметь договариваться, еще бы научиться при этом не врать и не воровать — цены бы нам не было.