Какие уроки мы вынесли из дистанта, школьных трагедий и поборов. Интервью с главой депобра в Перми

«На „дистанте“ нужно больше усилий педагогов…»

 — Прошло полтора года пребывания пермского образования в системе ковидных ограничений. Что хорошего в дистанте? Что плохого?

— Это был сильный вызов — уйти на дистант, перестроиться. Необходимо было быстро выработать определенные подходы, найти оптимальные варианты продолжения обучения.
Важный урок того, что произошло — школа не может оставаться закрытой для цифровых технологий. Без сомнения, мы должны учиться использовать их во благо. С другой стороны, мы четко понимаем, что ключ качественного образования — живое человеческое общение. Мне кажется, для всего общества дистант показал очевидный вывод — ребенка воспитывает личность учителя.

 — Одна из позиций, которые высказываются некоторыми экспертами про дистант: дети стали глупее, они недоучиваются. Это неправда?

— По результатам обучения детей в прошлом году результаты не снизились. Мы видим положительную динамику по ряду предметов. Там, где есть снижение, оно в рамках погрешности в 1–2 балла (средние баллы итоговой аттестации) и не носит системно-определяющий характер. Сложности есть, мы стараемся, чтобы они были преодолены.

На «дистанте» нужно больше усилий педагогов, чтобы добиться тех же результатов, что и раньше. Педагоги с этим с честью справляются, но пределов для совершенствования нет. Не сомневаюсь, что учить онлайн — сложнее, потому что требует большей подготовки. Занимают время процедуры, связанные с тем, чтобы детям это все прислать, проверить в цифровом формате.

Единых регламентов пока нет, хотя появились проверенные практикой рекомендации. Каждый учитель выстраивает систему коммуникации в цифровом пространстве самостоятельно. Это совершенно другой тип работы, нежели работа в классе.

 — Вы пробовали вести онлайн-уроки? Как ощущения?

— Уроки — нет. Во время первого локдауна я вела для детей школы «Точка» онлайн — эфиры, где читала свои любимые книги. Старалась вместе с другими педагогами, чтобы мы вместе с детьми чувствовали себя единым целым. Конечно, онлайн — это другая реальность. Есть учителя, особенно молодые, которые в цифровой реальности чувствуют себя очень органично, используют ее. Есть педагоги, которым сложно. Это нормально, и мы работаем с этим.

 — Сейчас в Перми около 20 тыс. педагогов. Какое соотношение ветеранов и молодых? У вас в «Точке» как было?
— Считаю, что неправильно так делить — на ветеранов и молодых. Для меня важнее соотношения, которые создают устойчивость традиций и способствуют развитию школы. В школе дизайна «Точка» была именно такая пропорция: треть молодых, треть опытных специалистов, около трети преподавателей — экспертов с большим стажем. Каждое из сообществ вносит в уклад школы свой значимый вклад.

Что касается городских школ, соотношение там похожее: доля педагогов до 35 лет составляет 32%, педагоги в возрасте 38 — 50 лет — 33,2%, специалисты от 51 года и старше с большим стажем — 34,8%.

 — В Перми есть дефицит педагогических кадров?

— Укомплектованность кадрами составляет 98%. Но мы должны понимать, что нагрузка учителей — больше, чем одна ставка, поэтому есть потребность в преподавателях математики, физики, английского языка и учителях начальных классов.

 — Мы строим школы в Перми. Есть кем их заполнять?

— Мы начинаем работать со студентами буквально со старших курсов. Есть проект «Учитель на замену», когда большая часть образовательной деятельности проходит у студента непосредственно в образовательном учреждении.

В прошлом году удалось инициировать, я считаю, уникальный проект на базе Педагогического университета (ПГГПУ). Идея заключается в том, что студенты 3–5 курсов еще на этапе обучения включаются в работу педагогических коллективов школ и в дальнейшем получают гарантированное целевое трудоустройство в школах. Мы готовим математиков, физиков, английский язык и начальную школу. Через четыре года эти студенты придут в пермские школы гарантированно.

 — Давайте конкретно. Второй корпус вашей «Точки» укомплектован? А гимназия на ул. Юнг Прикамья?

— Укомплектовали, когда еще зданий не было. Процесс начинается задолго до того, как открывается сам корпус.

 — Сейчас каждый год в Перми будут открывать две-три новые школы. Для них найдутся профессиональные коллективы?

— В этом нет сомнений.

» В каждой школе будут разные суммы зарплат»

 — Сколько сейчас получает учитель-предметник?

— Средняя зарплата по школам в 2021 году составила порядка 39 тыс. рублей. Более половины (55%) с учетом классного руководства получают больше. Всегда есть вопросы, что фактически какой-то учитель получает другие суммы. У нас есть базовая часть заработной платы, которая гарантирована. И есть та часть, которую распределяют внутри образовательного учреждения. Базовая часть примерно 70%, стимулирующая 30%. В зависимости от школы, опыта и нагрузки педагога — суммы разные.

 — Давайте посчитаем. Вы директор школы «Точка». Я пришел к вам преподавать историю после 20-летнего перерыва. Хочу, как в старые времена взять 10–11 классы, часов 30 в неделю. Сколько буду получать?

— Вы хотите на старшие классы? Я бы не рискнула принять вас.

 — Не рискуйте. Назовите нижнюю планку, которую, приходя на постоянную работу в школе, получает учитель-предметник.
— Когда я была директором школы «Точка», с каждым претендентом проводила собеседование, где озвучивала заработную плату и в ее базовой части и в стимулирующей. Запишитесь на собеседование: в каждой школе будут разные суммы.

От автора: конкретных цифровых параметров учительских зарплат в Перми Анна Деменева не назвала. Личное впечатление журналиста: существующая зарплатная система позволяет настолько широкое толкование, что фактически зарплаты педагога формирует каждый директор индивидуально.

 — На ваш взгляд, надо повышать нормативы подушевого финансирования?

— Мое мнение: везде нужен баланс между потребностями школ и возможностями бюджета. Сегодня мы имеем устойчивую систему, которая обеспечивает функционирование. Есть ряд проблем, которые мы решаем дополнительными инициативами. Для новых школ есть дополнительный норматив (увеличен за счет городского бюджета), потому что там и по теплу, и по другим параметрам иные предельные нормы.

 — В рейтинге школ Перми есть параметр «Платные образовательные услуги». В контексте: больше объем платных услуг — лучше оценка школы. В обычной школе должны быть платные образовательные услуги?

— Первое, подчеркну, мы должны предлагать, а не навязывать платные услуги. Не должно быть никаких принуждений со стороны школы. Для меня это принципиально. Второе — чем профессиональнее коллектив, чем интереснее программы, тем больше в учреждении дополнительных образовательных платных услуг. Это не говорит о том, что мы тотально наращиваем систему платного образования, нет. Это возможность формировать новое содержание за пределами стандарта, предлагать совершенно уникальные образовательные услуги, которые пользуются интересом.

— Например?

— Например, мы организовали курс «Портфель практикум», где знакомили ребят с различными практическими технологиями в сфере дизайна. Сейчас срок жизни технологий на рынке, в экономике — 1–2 года. Бессмысленно ждать, когда дети вырастут, и мы пытались, чтобы дети развивались, изучали эти технологии за рамками муниципального задания.

«Что мы не сделали, чтобы предотвратить?»

— Нападения в школах — это следствие проблем системы образования?

— Это трагедия.

 — И все-таки. За два года трагедии и происшествия в Березниках, в Сарсе, две в Перми. В чем проблема, на ваш взгляд?

— Я не стану напрямую связывать эти истории с Пермским краем. Они могли бы произойти, на мой взгляд, в любом уголке нашей планеты. Тем не менее, я не снимаю вину с системы образования. Чувствую, что пока мы не справляемся. Нам еще многое предстоит сделать, чтобы научиться справляться с этими вызовами.

 — Как справляться?

— Предпринимается ряд мероприятий, связанных с обеспечением физической безопасности, то есть укрепляются и усиливаются проходной режим в учреждениях, наблюдение.

 — Я же не об этом спрашиваю.

— Я понимаю как педагог, что необходимо наращивать компетенции самих учителей в части внимательности, чуткости, умения видеть, что происходит с внутренним миром ребенка. Наращивать доброжелательность в межшкольной коммуникации. В этом тоже большой задел. Когда мы принимаем другого человека, ученика с его внутренними испытаниями, когда мы помогаем ему преодолеть внутренний конфликт — в этом большой потенциал. Тогда человек справится, и не пойдет на антисоциальные поступки.

Мы сформировали команду экспертов. Татьяна Ивановна Марголина очень помогает. Начали проект «Доброжелательная школа», направленный на применение инновационных моделей воспитательной работы. Определили базовые школы, где мы наращиваем технологии доброжелательности.

 — Вы считаете нужным резко усиливать психологические службы в школах?

— Мне кажется, что всегда важно соблюдать баланс. Не качаться маятником от урока к психологической службе. Дело не только в количестве специалистов. Важно изменить виды деятельности, которые есть у психолога. Не только тестирование, но и общение с детьми, создание клубного сообщества для тех детей, кто испытывает потребности в психологической поддержке. Скажу не как чиновник: важно, чтобы ребенку было, куда прийти. Чтобы был человек, который выслушает, займет позицию сопереживания.

 — Почему в школах психологи, директора, учителя не разговаривали о трагедии в университете?

— Даже мне сложно об этом говорить.

 — Простите, но это работа учителей.

— Осмыслить эту ситуацию очень сложно. Всегда начинаешь осмыслять с того, что ты не сделал. Мне кажется, так устроен любой педагог: «Что мы не сделали, чтобы предотвратить?»

 — Вы понимаете, что главная проблема на сегодняшний день — учителя не разговаривают с детьми?

— Я бы так не сказала. С моим ребенком разговаривал учитель. Понятно, что это не линейно происходит. Нельзя сказать: «Мы сегодня проведем встречу по такому вопросу, который вызывает в нас отклик как у горожан, пермяков, то, что происходит с нами каждый день». Точно никогда в жизни не стала бы проводить классный час и разбирать эту трагедию.

— Как вообще, на ваш взгляд, учить поколение детей со смартфонами?

— Верю в силу человеческого общения. Смартфон воспринимаю как часть сегодняшней жизни подростка. Смартфон мы должны использовать. Но педагогика была и будет основана на диалоге учителя и ученика.

 — На ваш взгляд, на уроке смартфон должен быть включен?

— Если учитель включает его в работу, у меня возражений нет. У меня есть возражения против агрессии учителей, когда мы активно не принимаем эту новую реальность. Это новая история жизни, да, мы все со смартфонами.

«Дополнительного образования не бывает много»

— А можно вернуть систему бесконечного количества бесплатных кружков и секций?

— Есть представление родом из СССР, что дети должны находиться в школе постоянно. Как тогда — кружки, секции, активные сообщества октябрят, пионеров, комсомольцев… Сегодня это не так. Но нельзя говорить, что нет дополнительной занятости в системе образования. Внутри отрасли у нас: спорт, культура, музыкальные школы, спортивные школы. У нас нет жесткой привязки к одной услуге. Иное дело, что удобно иногда родителям не ходить в наши центры допобразования.

 — Вы считаете, выбор родителей, что они сознательно отдают детей в частные кружки и секции?

— Я понимаю, что система не абсолютна. Дополнительного образования не бывает много. Чем больше его для города, тем это будет лучше, дети будут счастливые и радостные, занимаясь тем, что им нравится.

 — У вас есть планы по расширению, увеличению, росту зарплат детских тренеров, педагогов допобразования, по привлечению новых кадров?

— Да. Мы создали отдельный отдел по дополнительному образованию. Понимаем, что в этой системе накопились вопросы. Вижу определенные ориентиры, чтобы дополнительное образование в нашем городе развивалось. Прежде всего, мне кажется важным наращивать программы не длительные, а краткосрочные, чтобы дополнительное образование становилось пространством для выбора увлечения ребенка. Попробуй порисовать за 36 часов.

Понравилось — переходи на длительную программу. Нет — пробуй дальше. Чем больше перепробует ребенок в детстве, тем во взрослой жизни в него будет больше возможностей, чтобы на чем-то сфокусироваться.

 — Сколько сейчас школьников из Перми в процентном соотношении ходят в муниципальную систему допобразования?

— 80–85% — совокупно: культура, спорт.

 — А можно, чтобы было 170%? Или 180%? Чтобы каждый ребенок ходил в два кружка или секции.

— Нет преград ходить в два, три — в школе и в каком — либо центре дополнительного образования.

 — Скажите семьям которые раздумывают над переездом из Перми. Почему лучше оставлять ребенка в Перми учиться?

— У нас очень качественное школьное образование. Мы сравниваем результаты, с другими городами-миллионниками, мы в тройке лидеров.

У нас нет школ-мегаполисов по 10 тыс. человек, как в Москве. Мне кажется, каждая пермская школа имеет свой определенный уклад, который ориентирован на районное сообщество. Каждая школа находит ключ к тому, чтобы стать школой для своего микрорайона.

Мы этот процесс усиливаем. Инициировали проект «Детство равных возможностей». Для нас важно, чтобы с 1 по 4 класс ребенок учился рядом с домом, чтобы школа была в пешей доступности, чтобы мы свои социальные обязательства выполняли, чтобы ребенок не ходил в одну школу мимо другой.

 — Испытания для поступления в 1 класс — это плохо?

— Это противозаконно.

 — Но практика существует.

— Еще раз подчеркну: это противозаконно. Мы отслеживаем ситуацию приема детей в первые классы. Мы четко прослеживаем, чтобы от каждого ребенка, чье проживание закреплено за определенной школой, приняли заявление и зачислили. За прошлый год нам удалось до минимума свести отказы. Их было порядка 150. Мы рассматривали их, обязательно предлагали другое место обучения в соседней школе. Это было под самым серьезным пристальным вниманием.

Другое дело, что есть проблема, связанная с временными прописками на нее мы не можем влиять. Политика по отношению закрепления домов за школами, распределения их очень взвешенная. Все процедуры у нас проходят с участием родительской общественности, независимых экспертов.

 — Как вы относитесь к родительским фондам и другим формам, которые иногда называют скрытыми поборами?

— Я сама являюсь участником родительского фонда. Это мое собственное осознанное решение. Обязательным должно быть, что мы как родительское сообщество складываем деньги только на счет специального НКО. Других вариантов сбора средств от родителей быть не должно.

 — А как же всякого рода завуалированные истории, а ля «все скинулись на рабочие тетради»?

— Такого быть не должно. Мы реагируем на любое обращение. Если есть факт принуждения к приобретению рабочих тетрадей, иной факт принуждения, мы выходим с контрольными мероприятиями. Здесь важно, чтобы школа не превышала тех полномочий, которые ей отведены законом об образовании.

 — Людмила Гаджиева отчасти иронично, отчасти реально говорила про себя, что она «мастер спорта по всем видам». Вы мастер по каким видам?

— Мне предельно сложно о себе говорить. Для меня важно всегда, что я часть большого-большого сообщества, что я служу в сфере образования, являюсь ее частью. Это большая честь для меня.