Насмотревшись на образцы оружия и отрубленные руки в лабораториях экспертно-криминалистического центра (ЭКЦ) ГУ МВД по Пермскому краю, мы направились в кабинет начальника центра.
— Андрей Александрович, с какими материалами чаще всего сталкиваются эксперты ГУ МВД по Пермскому краю?
— Пермский край не очень отличается от других субьектов России. С той разницей, что у нас есть свой нефтеперерабатывающий завод, случаются хищения нефти. В 2010 году мы запустили лабораторию, которая специализируется на исследовании нефти и нефтепродуктов. Материалов туда поступает достаточно много. Как правило — с линейного управления МВД на транспорте.
По наркотикам нет никакого спада, они регулярно поступают к нам в лабораторию. Мы имеем лаборатории по всему краю, но там исследуются простые наркотики. Здесь, в Перми изучают более сложные составы, например, «спайсы». Я бы сказал, что наша лаборатория по исследованию наркотических средств — центральная. Она работает в круглосуточном режиме. Ни одна лаборатория в Пермском крае круглосуточно не работает.
Три года назад мы запустили лабораторию ДНК-учетов. В ее помещениях настолько все стерильно, что, если человек зайдет туда и чихнет — то оставит свой след ДНК. Она относится к «чистым» лабораториям.
— Сколько сотрудников работает в лабораториях экспертно-криминалистического центра ГУ?
— Более 100 экспертов. В Центре проводятся экспертизы более чем по 40 экспертным специальностям. Не будет секретом, что узкого специалиста найти тяжело. Такие специалисты особо точны. Если нам нужен биолог, то ищем человека с биологическим образованием, если химик — то с химическим, если требуется сотрудник для проведения бухгалтерских экспертиз, значит, у него должно быть образование по специальности «Бухгалтерское дело».
Например, сейчас мы ищем гемолога. Это специалист, занимающийся исследованием драгоценных камней. Допустим, изъяли драгоценные камни и нужно определить, относятся ли они к категории драгоценных или полудрагоценных. В Пермском крае сейчас нет крупного производства, но, тем не менее, экспертиза бывает нужна. Но, наверное, только один кандидат из 10 сейчас может пройти физическую подготовку и полиграф.
— Еще и полиграф?
— Да. Это завершающее звено при трудоустройстве в органы внутренних дел. Помимо стопроцентного здоровья, спортивных навыков и прохождения психологических тестов, человек должен ответить на ряд вопросов. Надо сказать, что за спиной у человека, который хочет работать в полиции, не должно быть преступлений. Полиграф все показывает.
В прошлом году молодой человек к нам пришел, все тесты прошел, а на полиграфе выяснилось, что он ранее употреблял наркотики. Пусть они легкие, но это не допустимо. Мы не взяли такого кандидата на службу.
— Расскажите, как выглядит рабочий день криминалиста?
— У экспертов есть два направления работы. Если он работает в составе следственно-оперативной группы, то с утра садится в машину и уезжает на вызовы. Остальные эксперты в рабочем режиме проводят экспертизы. Есть эксперты, которые проводят специальные экспертизы: это физики, биологи, пожаротехники, химики, компьютерщики, взрывотехники. У них выездов поменьше, их работа направлена в основном на производство узких видов экспертиз.
— Что самое сложное в работе криминалистов?
— Нельзя сказать, что что-то легко, а что-то — сложно. Есть такое понятие, как компетентность. В момент осмотра места происшествия самое сложное — изъять следы преступника. Именно здесь криминалист должен показать свои умения и квалификацию. В какие-то моменты нужно заставить себя думать, как преступник. Как проникнул в помещение, как ходил по квартире, куда бы мог зайти… Если говорить про производство экспертизы, то здесь самое сложное — правильно обосновать и доказать свою точку зрения.
— Как считаете, может ли криминалист полагаться на интуицию?
— Интуиция в моем понимании равнозначна опыту. Эксперт без опыта будет искать улики везде и наснимает кучу всяких следов, даже не относящихся к совершению преступления. А криминалист, который давно работает и имеет интуицию, которую я называю опытом, как раз и включит мышление и будет думать, куда смотрел преступник, и идти туда, куда он шел. Нельзя сказать, что мы что-то интуитивно изымаем. Да и интуиция вообще может только подсказать, где находятся те или иные следы преступления, где поискать. Нельзя сказать: «Я чувствую, что это Иванов совершил преступление!»
— Есть ли право на ошибку у криминалиста?
— Я всегда говорю своим сотрудникам: ошибка эксперта — это искалеченная судьба! Поэтому у нас, как у саперов, нет права на ошибку. Случаются повторные экспертизы, если следователь хочет точнее удостовериться в выводе. Но за прошлый год не было выводов, которые бы дали эксперты других учреждений, а наши бы не подтвердили. Надеюсь, что эксперты ЭКЦ достаточно подготовлены и профессиональны, чтобы не делать ошибочные выводы.
— Как вы считаете, преступнки имеют схожие черты внешности?
— У каждого человека есть определенные черты лица. Вы на меня не похожи, я не похож на вашего фотографа. На эту тему есть много научных статей. Кто-то говорит «да», кто-то говорит «нет». Четкой научной позиции до сих пор нет.
По серийным убийцам, например, проводилось множество исследовательских работ: искали сходство по почерку, фотографиям и отпечаткам пальцев. Но я не знаю ни одной работы, которая бы сказала: у всех серийных преступников уши в трубочку сворачиваются, или очень тонкие губы. Серийный преступник — это, скорее, психическое заболевание. Поэтому, сходства лучше искать в области психологии.
— Есть ли у криминалистов приметы?
— Не знаю таких. Все приметы — на уровне субъективного отношения к жизни.
— Кстати, а насколько у криминалиста меняется отношение к жизни?
— Есть такое понятие как профессиональная деформация. Оно где-то негативное, но, есть и позитивные моменты. Если криминалист работает давно, то он чаще подмечает какие-то нюансы, тонкости. Недавно я зашел в помещение, говорю: «Здравствуйте, а у вас новые планки поставили?» Мне говорят: «Андрей Александрович, вы единственный, кто заметил это!» Наверное, такие ситуации характерны для сотрудников экспертно-криминалистического центра.