Пермяки спасли сына от смерти, но не могут добиться справедливости в уголовном деле
Павлу Караванову 30 лет, он родился в 1994 году. Весной прошлого года он возвращался в Пермь из Чувашии со своей знакомой, Надеждой. Сначала вел машину сам, потом за руль села Надежда. Павел устроился поудобнее на заднем сиденье и уснул… Проснулся он только через полгода. После аварии впал в кому.
«Говорили, что умрет, предлагали отключить от аппаратов жизнеобеспечения. Он выжил. Говорили, что останется овощем, не сможет сам дышать, говорить, соображать. Он очнулся. Сейчас говорят, что он никогда не сможет сидеть, ходить. Он сел, встает с помощью тренажера сто раз уже», — рассказывает мама Павла.
Павел до сих пор не может самостоятельно ходить в туалет, поэтому его мама постоянно дежурит рядом, в его мозг не поступает сигнал о том, что нужно мочиться, и это делается принудительно с помощью катетера каждые три часа.
Семья Каравановых залезла в долги и кредиты, продали дачу, сестра закрыла свой бизнес и вернулась из Москвы в Пермь, но Павла они не бросили.
«Он был как будто мёртвый»
Александра вспоминает день аварии. Она в это время была в Москве, а как узнала, что брат попал в ДТП, купила билеты и примчалась в Пермь. Из Перми вместе с матерью полетели в Чебоксары. «Потому что по-другому я не могу, у нас в семье так принято», — объясняет она.
Павел был в реанимации. Поначалу пускали к нему только раз в неделю. «Зрелище не для слабонервных, — рассказывает Александра. — Он же как будто мертвый был».
Мужчине сделали трепанацию черепа с двух сторон (кстати, пластины до сих пор не установлены, мозг открыт), в горле была трахеостома, в носу — зонд.
Павел был в коме. Александра раз в неделю добиралась на самолете или на автобусе до Казани, потом на маршрутке, чтобы сменить родителей. Дежурили каждый по 4 дня: Александра, потом приезжал папа, потом мама. Так менялись всё лето. Через некоторое время его перевели в палату интенсивной терапии.
«В больнице медицинской скорой помощи в Чебоксарах меня подкармливали, — рассказала Александра. — Может быть, из жалости. Около кровати спала на матрасе или в коридоре на кушетке, но относились к нам хорошо».
Потом Павел стал транспортабельным. Александра обратилась к благотворительным организациям, и им помогли собрать средства на перевозку лежачего больного в Пермь. «Реанимационная перевозка — это кошмар, — рассказала девушка, — одно название. Обещали двух сменных водителей, одного реаниматолога, в итоге их всего было двое. Машина по пути туда сломалась, на обратной дороге они летели, как шальные, один из них оказался без водительских прав. Как-то доехали, конечно».
Павла перевезли в ГКБ №4. Отец его вышел на работу, Александра тоже трудоустроилась, бизнес ей пришлось закрыть, из Москвы вернуться в Пермь. Она днем работала, ночью дежурила у брата, подменяла мать.
«Это было очень тяжело, в больнице нет никакого ухода, по сути, — рассказала девушка. — Пролежни не обрабатывают, зонд вставить не могут, а он в бессознательном состоянии, он выдергивает трубки, их надо обратно вставлять. Я работала в приюте для собак, к собакам в приюте относятся лучше, чем к пациентам в больнице. Отношение просто кошмарное! Причем у руководства — заведующих, главного врача — нормальное отношение, а у медперсонала ужасное. Брата было страшно оставлять даже на минуту».
Кроме того, по словам Александры, им крайне не повезло с соседями по палате: один из них, бомж, курил в окно, проливал гной, мазал стены фекалиями. «А мыла это всё моя мать… Это кошмар! Как в аду!» — вспоминает девушка.
В итоге им всё же пошли навстречу, выделили отдельную палату. «Мы вздохнули! Конечно, стало проще. Он стал высыпаться, мы стали высыпаться. Даже два часа между будильниками поспать — просто манна небесная», — вспоминает Александра.
После реабилитации Павла выписали домой. Как паллиативного больного.
Переезжать к родителям было нельзя, у них маленький частный дом, которому требовался ремонт. Продали дачу, начали ремонт. В это время жили у Александры, у нее квартира, купленная в ипотеку.
Первое слово после комы — «мама»
Александра не скрывает, что было очень тяжело, брат выдергивал из себя трахеостому и другие трубки, и она научилась их вставлять сама.
Девушка очень переживала за маму, которая «реально сходила с ума». Но Павел пришел в себя, первое после комы слово, сказанное шепотом, было слово «мама». А через некоторое время он начал говорить, плакать, смеяться, соображать.
Александра занимается подготовкой детей к школе — принесла ему учебники, он справился со всеми заданиями. Понемногу интеллект и память восстанавливаются. «Я ему принесла запчасть карбюратора, он посмотрел на нее, и сразу: „Ой, это карбюратор от „Волги“, — рассказывает Александра. — Он хороший автомеханик».
Врачи по-прежнему считают Павла безнадежным больным, но Каравановы уже никого не слушают.
«Говорили, он умрет, говорили, всю жизнь будет в вегетативном состоянии, говорили, что не очнется, не встанет. А он с помощью тренажера рукой сам себя поднимает. Садится сам полностью, за 1-2 секунды из лежачего положения принимает сидячее положение. Мама уже не обращается к врачам, сама его лечит, народными средствами. Мы что, кудесники какие-то?» — говорит Александра.
Отец купил сыну инвалидную коляску, специальную кровать с подъемом, тренажеры. Сестра залезла в долги и кредиты. У родителей начались серьезные проблемы со здоровьем, мать надсадилась, таская на себе Павла, коляску, плюс стресс, отсутствие полноценного сна, что-то случилось с ногой…
«Тот, кто это сотворил, стал свидетелем, пока мы боролись за жизнь сына»
Мама Павла Людмила верит, что они поставят сына на ноги: «Он очень упрямый. Бежит впереди паровоза. У него нет сил, но он специальный тренажер себе нашел на „Авито“, договорился за символические деньги. Правда, когда у него депрессия, ему ничего не надо. А врачи говорят, чтобы не обнадеживали, нервы не тратили… Не верю я им уже».
По словам Людмилы, им нужны хорошие исследования головы, МРТ, специалисты, чтобы понять, почему Павел сам не ходит в туалет.
«Но пока у нас только хороший участковый терапевт, очень хороший молодой человек, переживает за нас, научил, как получать бесплатно лекарства, расходные материалы, анализы сдавать бесплатно, какие положены», — рассказывает Людмила.
Им бы очень пригодилась компенсация вреда здоровью и моральная компенсация, вот только судят, по мнению матери, не того человека.
Судят Надежду, подругу Павла, которая была за рулем «Лады Весты».
Параллельно с тем, как семья боролась за сына, шло расследование уголовного дела, которое сейчас рассматривается в одном из судов в Чебоксарах. Видеорегистратор одного из свидетелей ДТП зафиксировал момент столкновения. Но первая экспертиза ничего не прояснила, эксперт написал, что не может разобрать на видео, что именно произошло.
В первоначальных документах, составленных инспекторами ГИБДД, значится, что УАЗ ехал по второстепенной дороге, а «Лада Веста» по трассе М7-Волга. УАЗ со второстепенной дороги въехал в «Ладу Весту» (в заднюю правую часть автомобиля). Водитель автомобиля УАЗ не отрицает, что выезжал со второстепенной дороги, что видел автомобиль на трассе, и признается, что рассчитывал «проскочить». Об этом он говорит и на суде.
Но в процессе следствия (уголовное дело долго не возбуждали, постановление о возбуждении дела много раз переписывали) водителя УАЗа делают свидетелем, а обвиняемой становится Надежда.
«Что творят, вообще не понимаю, — говорит Александра Караванова. — На видео всё видно, исходя из того, кто куда ехал (Паша с Надей по трассе), а он (УАЗ) выезжал из своей деревни. Свидетели тоже есть, ну на месте же у них глаза! Я, честно, не понимаю, что происходит».
Адвокат Надежды (он был адвокатом Каравановых) Олег Загребин предполагает, что трансформации с делом могут быть связаны с тем, что водитель УАЗа оказался председателем избирательной комиссии с правом решающего голоса, да еще на автомобиле, принадлежащем местному крупному мясокомбинату.
В чем же обвиняют Надежду? Установлено, что она ехала в светлое время суток по практически пустой дороге, выспавшаяся, на исправном автомобиле и без превышения скорости. Но не убедилась в том, что со второстепенной дороги на нее летит УАЗ, и не приняла меры по снижению скорости вплоть до полной остановки. И допустила столкновение с УАЗом «задней правой частью» автомобиля, которым управляла.
В рамках судебного заседания был проведен следственный эксперимент с участием судьи. Назначена судебная автотехническая экспертиза и повторная экспертиза по видеозаписи.
«Я не знаю, о чем говорить. Есть видео, на котором четко видно, как УАЗ со второстепенки влетает в „Весту“. „Веста“ переворачивается несколько раз. Есть видео. Что тут расследовать, я не понимаю, — расстраивается Александра. — Причем родственница водителя УАЗа звонила маме, спрашивала, сколько заплатить, только „адекватную сумму“. У меня мать как прорвало, представляете, она столько терпела, этот кошмар! А она ей: „адекватную сумму“. Мама говорит: „У меня сын был нормальный, живой — ходил, помогал… Верни мне ребенка“».