Пермяк вернулся из Берлина, чтобы поставить пьесу Ивана Вырыпаева. Большое интервью с Николаем Гостюхиным

— Начнем с насущного. Для Properm.ru ты регулярно пишешь рецензии и дайджесты на фильмы и сериалы. Поэтому вопрос, что по «Игре престолов»? Посмотрел?

— Честно? Нет, не смотрел. Я абсолютно не большой поклонник «Игры престолов», поэтому без особого энтузиазма ждал восьмой сезон, хотя знал, что финал будет бомбическим. Больше ждал «Настоящий детектив», люблю такие вещи.

— Ты и кинокритик и драматург. Насколько сложно абстрагироваться от своей работы и просто «залипнуть»?

— Начнем с того, что я не смотрю фильмы просто так. К сожалению, у меня нет времени. Как, в принципе, и у Антона Долина (кинокритик, главный редактор журнала «Исскуство кино» — Properm.ru) если спросить — он не смотрит фильмы просто так. Поэтому все фильмы, которые я смотрю (по работе или нет), воспринимаю через оптику кинокритика. Волей не волей понимаю, о чем со мной разговаривают.

Если говорить про сериалы с точки зрения драматургии, мне больше нравятся сложносочиненные проекты, как «Мир Дикого Запада» или «Настоящий детектив». Но подчеркиваю, первые два сезона, потому что третий сезон не понравился, хотя, безусловно, там было очень много интересных идей.

Если ты хочешь понять, насколько крут Голливуд, его драматурги, сценаристы, то я рекомендую посмотреть первый сезон «Мира Дикого Запада». Вначале будет скучно, но после двух серий ты влюбишься в этот сериал. Даже если не влюбишься, посмотреть надо, потому что это лучшее, что произошло с миром сериалов, по-моему, за последнее время. Ну, и «Игра престолов», конечно. Хотя на мой личный взгляд «Мир Дикого Запада» и «Настоящий детектив» кажутся интереснее.

— Помоги разобраться вот с каким занятием зрителей. Они часто сравнивают сюжеты из книг с их адаптациями на большом экране. Тоже самое с пьесами. Стоит ли вообще этим заниматься, или нужно каждое рассматривать — как отдельное художественное произведение?

— Начнем с того, что пьеса сама по себе является художественным произведением, наравне с книгой, прозой, стихами. Естественно, когда что-то переносят на экран, появляется другое художественное произведение. Иногда оно лучше, иногда хуже. Пример с Харуки Мураками и его «Пылающим». Фильм получился, по мнению очень многих кинокритиков гораздо лучше, чем книга. Я, к сожалению, книгу не читал, но, можно сказать, им поверил.

Что касается пьес. Их экранизируют довольно часто. Одна из популярных и первое, что приходит в голову «Кто боится Вирджинии Вулф?» Это все зависит от сценаристов и режиссеров — для чего они это делают. Есть всегда какая-то причина. Она может быть в актуальности, она может быть в том, что какому-то культовому актеру просто понравилась пьеса или роль, он захотел, чтобы сняли фильм, но это большая редкость. Так, например, было с Джеком Николсоном, который захотел, чтобы сделали американский ремейк немецкого хита «Тони Эрдман». И все, под него начали писать сценарий. С пьесами так же.

Вот, например, Ваня (Иван Вырыпаев —российский драматург, актёр и кинорежиссёр), он снял фильмы по нескольким своим пьесам. Но просто сказать: «Так, ребят, смотрите, у меня есть пьеса, я сейчас сниму по ней фильм» нельзя. Вообще фильмы и спектакли по его же пьесам — это определенный жанр. Жанр «имени Ивана Вырыпаева».

Ты знаешь режиссера Квентина Тарантино? Приходя на его фильм, ты понимаешь, что это фильм Квентина Тарантино. Ты знаешь, что Квентин Тарантино снял фильм в стиле Квентина Тарантино, он будет с тобой говорить на языке Квентина Тарантино. Здесь такая же история.

Люди, которые приходят к Ване на спектакли, в большинстве случаев, это люди, которые даже не ходят в театр в привычном понимании. Они ходят на его спектакли, за Знанием, за разговором. За очень интимным, близким, важным, откровенным разговором.

Мне всегда это напоминало очень редкий, но важный разговор на кухне с папой, мамой, лучшим другом, бывшей девушкой, женой, бывшей или нынешней. Знаешь, когда вы, может быть, поссорились, как-то сложились обстоятельства, и вы сидите на кухне. Пьете чай. Уже ночь. Надо бы вроде идти спать, но у вас диалог. Вы вместе обсуждаете и чувствуете, что есть что-то большее. Есть что-то большее, чем ваш диалог. Большее, чем вы. Большее, чем эта комната, кухня. Большее, чем остывший чай или кофе. Большее, чем печенье, которое ты не любишь или она не любит, но которое стоит на этом столе, вы пытаетесь как-то его доесть. Вот это про это.

— Сегодня как раз «Золотая маска». Интервью выйдет уже после нее. Какие бы прогнозы ты сделал, что стоит посмотреть?

— Смотреть стоит однозначно все, что «Золотая маска» выберет.

— А какой-то прогноз?

— Честно, не могу сказать. Я уверен во всем, что они отберут, это действительно значимо. Там нет случайных людей, нет случайного выбора. Создатели премии, продюсеры, авторы, жюри, комиссия, они пытаются поддерживать марку, поэтому все спектакли, которые станут лауреатами, мюзиклы, их, конечно, стоит посмотреть.

— Давай перейдем к главному. Зачем ты приехал в Пермь сейчас?

— Приехал я в Пермь, чтобы поставить «Иранскую конференцию». Будут две премьеры. Начнем с того, что это спектакль-событие.

— Что такое спектакль-событие?

— Во-первых, будет всего две премьеры. Во-вторых, это актуальнейшая пьеса Ивана Вырыпаева. У него есть сейчас еще одна пьеса, которую он ставит сам, но пока она не готова. Поэтому получается, что «Иранская конференция» — последняя поставленная. Она с успехом прошла в Европе: ее показывали в Вене, покажут в Стенфорде. Она задумывалась как способ поговорить с современными людьми, с современным поколением, которое создает наш мир, технологии.

На спектакль в Стенфорде соберутся люди, которые ответственны за Facebook, Google — за большие трансконтинентальные коммуникационные компании. Это способ поговорить с ними о морали, о том, в каком мире мы живем, об ответственности за этот мир, о том, куда мы идем, откуда мы взялись.

Сейчас она ставится в Театре Наций. Это тоже большой спектакль-событие.

— Это твой режиссерский дебют?

— Да. Просто в какой-то определенный момент я почувствовал, что знаю, как поставить ее. Когда я понял, как эта пьеса работает, как существует, как в ней существуют персонажи, о чем она, для чего, тогда понял, почему она сработает.

Кстати, все официально, у меня есть права на постановку пьесы от Ивана и его продюсерской компании, подписаны документы, это коммерческий проект — никакого самопала, это тоже по очень большому доверию было сделано.

Будет две премьеры, одна 6 мая в 19:00 в пространстве концертного зала «Триумф» — более классическая. Вторая, более экспериментальная — идея мне очень нравится, Ваня тоже успел оценить. Она состоится 13 мая в 19:30. Будем ставить в зале для научных конференций Пермского государственного национального исследовательского университета. Вообще так интересно совпало, что мы будем там ставить конференцию во время работы реальной конференции.

— Пространство в этом случае будет очень сильно менять дух того, что происходит или нет?

— Во втором случае, конечно, это будет в какой-то степени влиять. Потому что это реальный зал для поведения научных конференций с сиденьями, кафедрой.

— У кого-то еще из учеников Вырыпаева есть право на постановку?

— Не знаю. Но в Перми, например, Марат Гацалов ставил спектакль «Пьяные». Соответственно, если ты режиссер, тебе захотелось поставить коммерческий, или некоммерческий спектакль, то, конечно, надо найти способ с ним связаться. Естественно, если ему напишут студенты, чтобы поставить спектакль для дипломной работы, он поддержит.

— У вас коммерческая история. Как будет распределяться прибыль?

— буду платить Ване определенный процент, который мы получим с билетов. Плюс, разумеется, свой процент получит «Триумф».И хотя продакшн полностью наш, они своими методами помогают с продвижением. Я очень рад, что мне удалось собрать такую выдающуюся, удивительную команду в Перми. Рад, что удалось найти помощницу режиссёра — Олесю Михееву, она понимает специфику, понимает, как все устроено. Продюсера Станислава Быкова — это один из инвесторов проекта.

Удивительный человек, мы с ним как-то встретились интересами, ему стало интересно в это дело вложиться, потому что он понял про «Конференцию». Для него это важный шаг, как и для меня, потому что я тоже вкладываюсь своими деньгами.

Я на самом деле счастлив, что нам удалось с коллегами, собрать один из самых выдающихся актерских составов в Перми. Меня очень впечатляет и вдохновляет работа с ними.

— Актеры работают за зарплату или идею?

— За зарплату. Но при этом, чтобы ты понимал и читатели тоже: актерам в первую очередь понравилась сама идея. Мы встречались с ними, обсуждали, они говорили, что идея их захватила. Для меня это тоже было важно, потому что процесс кастинга для меня был очень длинным по времени.

— Сколько? Я видел только итоговый список, и не понимаю, что скрывается за ним.

— Примерно два месяца работы. Я читал статьи про актеров, интервью, смотрел видео, общался с критиками театральными. В голове складывал, прикидывал, в итоге подготовил для Олеси список. С ней его обсудил и подобрали актеров, которые нам были нужны.

— Какое чувство тебе подсказывает, что нужно именно этого человека выбрать?

— Я в большей степени опирался на внутреннее ощущение, интуицию, если можно так сказать. Конечно, сначала созвонился со всеми, пока был в Берлине, мы обсудили детали, договорились о встрече. Уже на месте глазами посмотрел, они на меня посмотрели. Еще раз рассказал про образы, которые они будут исполнять. В первую очередь от них увидел, для меня главную вещь, желание участвовать. Это очень большой, важный материал, очень комплексный. Это написано не на злобу дня.

Сама идея спектакля родилась у Вани примерно четыре года назад. Соответственно, можешь себе представить ее срок жизни. Она до сих пор актуальна. Там есть про ситуацию в США, про ситуацию с беженцами, про многие вещи. Но талант Вани в том, что ставя перед собой большие комплексные темы, он рассказывает их с помощью частных вещей, частных разговоров.

Внимание! Дальше будет спойлер. Если не хотите его читать, пролистните на абзац после фотографии.

— Например, есть эпизод: один из участников конференции рассказывает про своего друга — известного профессора, который всю жизнь писал один труд, но писал ручкой, никогда не заносил в компьютер. Однажды он потерял труд, он исчез из его жизни. Ученый погрузился в депрессию, потому что всю свою жизнь посвятил этой работе. Но в какой-то момент он понял, что возможно — это неважно.

— Расскажи о постановке, которая будет в «Театре наций».

— Там будет такой театральный блокбастер. Играют Евгений Миронов, Чулпан Хаматова, Ингеборга Дапкунайте, Равшана Куркова, Игорь Верник, Юрий Стоянов — то есть, просто какой-то невероятный состав. На самом деле в этом есть задумка. В принципе, как и в моем составе. Мой состав — это тоже задумка, там нет случайных людей, так же как у Рыжакова (Виктор Рыжаков — российский актёр, театральный режиссёр), он подбирал актеров-личностей.

— Как я смогу понять, что ты сделал правильный выбор?

— Ты придешь на спектакль. Сядешь. Погрузишься в него. Ударит в тебя. Попадет или нет. Если попадет, значит, у меня получилось. Если не попадет, то…

— Придется тогда ставить заново.

— Я со своей стороны все что могу, делаю. Потому что это очень важно. Потому что некоторые режиссеры, которые ставят Вырыпаева… Он очень ревностно относится к тому, когда ставят его пьесы ставят другие режиссёры и я понимаю его.

Был случай один, когда в Берлине ставили «Невыносимо долгие объятия». Ставили немцы, но спектакль не получился, потому что они не поняли на самом деле, о чем это все. Поэтому я приехал и ставлю методом, который унаследовал от него. Я ставлю не себя, я ставлю драматурга. Для меня очень важно передать идею, что заложено в спектакле, ту мысль, с которой он создавался.

Нужно понимать, кто автор, где он живет. Нужно понимать, что его как человека европейского беспокоят те вещи, которые с Европой происходят. В общем-то, как и меня, потому что я сам это все чувствую: сам наполовину немец, наполовину русский. И вот, пожив в Берлине, я чувствую, о чем молчат немцы. Слышу, о чем говорят русские. У меня есть какое-то понимание этих подтекстов, потому что они, конечно, в пьесе есть. В спектакле, в том числе, они тоже будут.

А по поводу актеров — у меня есть план насчет каждого из них. Их образы не случайны, персонажи, которых они будут исполнять, не случайны. Я знал, на что я иду. Понимаю, что этот проект коммерческий. Я себе ежесекундно отдаю отчет в том, что мы делаем.

— Какого результата ты ждешь? Что будет победой, поражением?

— Я хотел бы просто, чтобы зрители поняли пьесу. Пришли, выслушали наш разговор. Выслушали нашу конференцию. Для меня это можно назвать победой.

Читка пьесы уже была, но спектакль — это про другое.

— Кстати, после читки какие комментарии были?

— То, что мне писали, были очень позитивные отзывы. Читка нам сыграла хороший «сарафан», поэтому я очень рад, что нам удалось тогда ее провести. Что Наиля Аллахвердиева (арт-менеджер, куратор музея современного искусства PERMM) позволила нам тогда ее провести в музее.

— Какого зрителя ждешь в Перми?

— Можно обратиться к читке «Конференции», на которую пришло по официальным подсчетам больше 250 человек. И это косвенно позволило мне понять, что зритель у Вырыпаева в Перми все-таки есть. Кто-то же ходит на «Пьяных».

Я понимаю зрителя, который придет. Как я уже говорил, что зритель придет, возможно, даже не совсем на спектакль, потому что у Вани все спектакли похожи в некотором смысле на своеобразные медитации. Темы, которые там обсуждаются, доступны для понимания любым зрителем.

Может быть, какие-то вещи особенно сильно попадут в вас. Помню, после читки ко мне подошла женщина преклонного возраста, и попросила текст пьесы для своего племянника. Она не могла до него достучаться. Не знаю, что за ситуация у нее с племянником, но мне показалось, что это любопытно.

— Ты отдал текст?

— Да.

— О твоей жизни в Берлине. Ты упомянул, что там пьесу не поняли. Почему так получилось?

— Это была пьеса «Невыносимо долгие объятия», ее ставили в «Deutsches thеatеr», один из нескольких крупнейших театров. Ставил немецкий режиссер, публика была тоже немецкая. Не поняли, потому что немецкий театр в большей степени концептуальный. Им показалось важным больше рассказать про форму, чем про содержание. А нужно понимать, что в Германии, как и в США, критика очень важна. И одна рецензия какого-нибудь очень известного критика, хорошая или плохая, может либо убить дальнейшую судьбу спектакля, либо помочь в его коммерческом успехе. Критики отмечали, что текст не очень получился, а постановка сама хорошая. Это такой немецкий театр, они дают возможность художнику высказаться. Там больше, наверное, про режиссерское высказывание.

Последний спектакль, на который я ходил — «Три сестры» Чехова (они очень любят российских классиков). Сижу, идет спектакль. Не буду обсуждать художественное решение, хотя там было одно любопытное: трех сестер играли трое мужчин. И эти же трое мужчин играли кавалеров этих сестер. В какой-то момент я замечаю, что на ряду со мной немцы заснули. Когда спектакль закончился они проснулись и тоже стали аплодировать. Они сидят, мучаются, спят и аплодируют, потому что они уважают мнение художника, то, как он высказывается.

— А в России не так?

— Не знаю. Я же в последнее время в России не живу.

— Сквозь призму твоей европеизации и знаний, видишь, что происходит в стране.

— Скажу честно, что российский зритель — один из самых выдающихся зрителей, он мне очень нравится. Нравится своим пониманием, своим отношением, если мы говорим о театре.

В Европе, в Германии, в частности, есть какая-то дистанция. Это ни плохо, ни хорошо — это просто факт. Просто они думают немножко иначе. И зритель, соответственно, у них такой же. При этом они очень уважают высказывание художника, достаточно вспомнить, с какой радостью они встретили новость об освобождении Кирилла Серебренникова из под домашнего ареста.

— Что там происходило?

— Они в соцсетях у себя везде написали об этом.

— Кто написал?

— Актеры, европейское театральное сообщество, немецкое, в частности. Нужно просто понимать, что Кирилл Серебренников ставил в Германии спектакли. Плюс его последние фильмы «Ученик» и «Лето» ждут на фестивалях. Я просто помню как завсегдатай Берлинского кинофестиваля, последних двух лет, там обязательно кто-нибудь приходил в футболке «Free Кирилл Серебренников».

— Что это дает театральному сообществу?

— Это просто реакция и поддержка. Немцам, я думаю, то что он делает важно, они ценят его, плюс он работает с ними, они с ним работают. Я думаю, что наверняка даже из немецкого правительства просили за Кирилла Серебренникова. Не удивлюсь, если так было, потому что некоторые французские режиссеры точно просили.

— Есть мнение о том, что происходит с пермской театральной жизнью?

— Не могу сказать: ни хорошего, ни плохого. Знаю, что что-то происходит, что-то ставится. Знаю, что в «Театре-Театре» готовится мюзикл «Винил». Знаю, что Виктор Вилисов приезжал ставил в пространстве завода имени Шпагина «МАЗЭРАША». Это круто очень, я дико рад, рад, что площадка живет, рад, что ребята приезжают профессиональные. Во всяком случае те, кто знают, что делают.

Поднимать, оживлять пермскую театральную жизнь? Она же не мертва. Спектакли ставятся, театры работают, я знаю, что здесь есть и какие-то независимые театры, маленькие, камерные. У меня, например, в спектакле будет Дмитрий Тронин — актер театра «Новой драмы», и «Театра-Театра» в том числе. Нужно, чтобы театров было больше, чтобы у людей был выбор на что сходить, что посмотреть, как посмотреть, потому что любой театр — это не только актер, это еще и режиссер, это какая-то концепция. За любым театром стоит концепция. Ценность театра в понимании этой концепции.

— Получается, ты приехал на два дня создать свой театр. Не могу припомнить каких-то конкретных случаев, чтобы пермяк уехал за границу, потом подумал, что надо вернуться в Пермь поставить пьесу.

— Да. Я чувствую этот вопрос — почему в Перми. Сейчас объясню.

— Не потому что, что ты родом из этих краев и просто решил здесь поставить?

— Это одна из причин, она не главная. Она какая-то 99 с конца. Главная — мне хотелось сделать большую премьеру в Перми, чтобы показать городу и его жителям: смотрите, это актуальная пьеса одного из самых значимых, цитируемых российских драматургов.

— Актуальная для кого? Для пермяков или для мира?

— Для любого мира, для западного, российского, восточного.

Чтобы ты понимал в «Театре наций», например, для «Иранской конференции» на каждый день, новый состав. Они сняли трейлер. Увезли всех актеров в США, нашли какое-то озеро высохшее сняли там какой-то невероятно дорогущий трейлер. И вот это вот событие я привожу в Пермь. Я бы им хотел поделиться с горожанами, потому что для меня это очень ценно, ценен город.

Я много времени посвятил подбору, чтобы этот организм сработал, чтобы они чувствовали друг друга, чтобы они понимали друг друга, чтобы им было комфортно работать. Я про комфорт им сразу сказал, что не собираюсь на них давить, что мы очень плавно постепенно все будет делать. Хочу, чтобы мы в симбиозе сработали, потому что это тоже мой метод.

— Твой метод не несет определенных рисков? Со стороны просто кажется, что если не получится, как ты задумал…

— Может не получиться, только если нет плана, у меня план есть, я понимаю, что я делаю. У меня чудесные актеры, чудесная команда, они мне помогают, выручают меня. Мы все работаем сообща.

Kinopoisk.ru, продюсерская компания«Weda», Максим Кимерлинг