Мы публиковали истории жертв «кухонных боксёров», монолог участкового, который и рад бы помочь, но не может, интервью с заместителем министра территориальной безопасности. Минтербез должны были разработать систему профилактики семейно-бытового насилия, но пока ничего не создано. Об этом в интервью рассказала руководитель «Территории семьи» Анна Зуева. Психолог Алина Селищева познакомила наших читателей с понятийным аппаратом (кто это — абьюзеры? почему жертв нельзя «виноватить»? что такое «треугольник Карпмана»?) Журналисту Properm.ru Татьяне Зыряновой удалось поговорить с известным в России адвокатом Мари Давтян. Она и её коллеги добились решения ЕСПЧ, по которому Россия обязана принять закон о домашнем насилии.
С психологом Надеждой Керовой мы обсудили то, что не вошло в опубликованные статьи. Самая главная претензия к женщине, пострадавшей от домашнего насилия — «куда смотрела?» и «сама виновата». А как можно «рассмотреть» будущего агрессора, как увидеть то, что остановит отношения, убережет от будущих издевательств?
— Самое страшное в ситуациях насилия — гарантированно распознать, что человек будет насильником, практически невозможно до развития отношений. Есть многочисленные исследования, которые подтверждают, что на ранних этапах отношений практически ничего не видно, — объясняет Надежда Керова.
В начале отношений никто напряженных аналитических усилий не прикладывает, чтобы понять, абьюзер перед вами или нет. Никто не застрахован от того, что партнер окажется абьюзером.
— Пользуйтесь мудростью бабушек, — говорит Надежда Керова, — посмотрите на человека в его семье, как он ведет себя с родными людьми, в его компании, в каком-то расслабленном или в расторможенном состоянии (например, под действием алкоголя). Посмотрите, понаблюдайте.
Психологи знакомы со статистикой, свидетельствующей, что большинство агрессоров из семей, где было принято проявлять насилие по отношению к женщинам, детям. И велика вероятность, что мальчик, выросший в такой семье, может это повторить. Дело может быть в том, что это единственная норма, которую он знает.
- Ребенок многие вещи считывает, не особо осознавая, как он этому научился от родителей, от близких, от бабушки, дедушки. Если у ребенка было много такого примера — это станет для него нормой понятной, доступной. Поскольку других вариантов никто не предлагал… Бывает такое, что пока он мальчик, юноша, он думает: «Я так не буду поступать ни за что и никогда». И потом либо он будет прилагать титанические усилия, чтобы научиться по-другому, либо в какой-то момент может произойти срыв (в стрессе или в алкогольном опьянении), когда саморегуляция ослабнет.
— А если не было подобного насилия в семье: не был свидетелем, но сам стал агрессором, откуда еще это может быть, какие еще причины?
— У каждого из нас есть система ценностей. И если у мужчины проскакивает уничижительное отношение к женщинам, этот звоночек — «все бабы — дуры», «женщина за рулем — обезьяна с гранатой» или «ее только так научить можно». Противопоставление мужского и женского в пользу мужского.
Человек транслирует свои ценности, в которых женщины и дети как бы под лавкой. В речи можно обнаружить жесткую категоричность, сложность в выстраивании диалога, выхода в дискуссию. Всё это, конечно, признаки, которые не гарантируют однозначно, что человек будет насильником, но насторожиться можно.
Может быть некоторое негативное отношение к бывшим партнершам, которое достаточно четко транслируется. Даже если оно транслируется с оговоркой: «Но ты-то у меня не такая, это они все стервы, а ты не такая», это должно смутить. В любой момент можно стать не «такой», потому что перестала соответствовать его ожиданиям.
— На что еще стоит обращать внимание?
— На возможности человека в плане саморегуляции, то есть контроля собственных эмоций: насколько он умеет управлять своим состоянием, насколько он умеет быть сдержанным. Он позволяет себе несдержанность, высокий уровень бытовой агрессии? Психанул, швырнул вещи, что-то разбил?
Здесь важно понимать, что если человек не считает нужным сдерживаться, не считает нужным управлять своим состоянием, учиться экологичным способам выражения агрессии, то и в дальнейшем это будет продолжаться. Речь не идет о подавлении эмоций, но любые возникающие импульсы неплохо бы осознавать, и учиться быть более безопасным, социально приемлемым способам их выражения.
Если человек привык собственное напряжение сбрасывать в драках, это тоже не очень хорошо. Если он конфликтный и периодически вступает в ссоры, которые доходят до физического взаимодействия, это тоже может быть звоночком.
— Это всё на стадии начала отношений?
— Можно разглядеть до их начала. И есть еще один момент — отношения человека с ответственностью: способность брать ответственность за собственные действия, признавать авторство своих решений, своих поступков: да, я это сделал. Эти кухонные боксеры, домашние насильники ответственности часто избегают. Это будет: «оно так получилось», «ты меня довела», «меня захватили эмоции». Он избегает принятия ответственности за поступки.
— Если не заметила никаких звоночков и вступила в отношения, еще не поздно?
— Начинается всегда все очень хорошо. Если мы говорим о классических насильниках, начало будет с ощущением сказки. Человек будет угадывать желания, делать такие вещи, которые никто и никогда до него не делал. Он может быть очень внимательным, предусмотрительным. Он может быть фантастически заботливым. Это может быть в быту, сексе, общении, подарках — в чем угодно. Возникает ощущение собственной уникальности у женщины — я такая для него… Возникает ощущение его уникальности: никто кроме него не сможет так обо мне заботиться, быть таким внимательным, так меня любить. Все соответствует самым романтическим девочковым фантазиям, что если держать все время в фокусе внимания: вдруг что-то не то, в этом месте уже можно насторожиться.
— Каким будет сближение?
— Стремительным. Это почти всегда так. Он делает красиво и очень быстро. «Чего время терять, я привлекательный, вы чертовски привлекательны, идем в ЗАГС», — вплоть до такого. Или: давай уже родим ребенка. Он может быть поглощающим, захватывающим, но, поскольку этот захват про все хорошее — здорово расслабляет, способствует тому, чтобы женщина сама хотела. Он решительный, уверенный, решения принимает сам. На этом этапе это будет преподноситься ласково, позже такая забота окажется удушающей.
— Это так похоже на подготовку к идеально спланированному преступлению. Или он это делает неосознанно?
— По-разному бывает. Если мы говорим про классического насильника-психопата, там может быть более-менее осознанно либо на уровне подсознательном (человеку такой способ отношений доступен, он его и реализует).
У женщины могут возникать какие-то сомнения, может что-то не нравиться, она может об этом говорить (выбор ресторана или еще что-то). Он с ее сомнениями очень грамотно поработает. найдет ласковые обоснования, чтобы доказать ей же самой, что она не права. И в какой-то момент возникнет ощущение: да, точно, он прав.
Это может быть про разное: «Давай мы не пойдем вместе с твоими подружками», «Не надо к нам домой их приглашать», «Тебе не надо так часто ездить к маме», «Тебе не обязательно работать». Мужчина планомерно двигает личные границы женщины, организует ей изоляцию от ее ближнего круга. Следующим будет постепенное, начинающееся с лайтовых вещей, уничтожение самооценки.
— Есть момент, когда всё, она уже в этих страшных, приносящих боль и страдания отношениях?
— Нет. Тяжелый подвох: поскольку все происходит постепенно, с мелочей, то по сути происходит нормализация насилия в отношениях. Ее система координат в процессе такой обработки сбивается. Она уже не та, что была раньше.
Крайне сложно отследить: как я вообще в это попала. А попала постепенно-постепенно. С одной стороны, это массированный захват внимания в самом начале через какие-то хорошие вещи. Плохие добавляются микродозами, одно постепенно замещается другим.
И всегда есть надежда на то, что вернется то хорошее, что было, ведь оно же было! Это абсолютно иррациональная вещь — ну ведь было же. Неизбежно зарождается мысль, что, если я чуть-чуть постараюсь, я смогу этого добиться. На некоторых этапах отношений мужчина может это транслировать достаточно четко: если бы ты это не сделала, ты бы меня не расстроила, было бы все хорошо. Женщина может начинать стараться-стараться-стараться.
Тут появляются эмоциональные качели: плохо — хорошо.
— Что такое эмоциональные качели?
— Когда с одним и тем же человеком может быть эйфорически хорошо и катастрофически плохо. Не очень заметно для женщины, как это может происходить, но она помнит о хорошем, стремится к хорошему. Он ее периодически хорошим подкармливает: цветы, подарки, романтический ужин, ласка, хороший секс, внимание. Потом наоборот: игнорирование, холодность, обидчивость демонстративная, вызывание чувства вины в женщине, что она делает что-то не так.
На этом этапе достаточно сильно будут выражены власть и контроль. Контроль может быть разный. Может быть: не работай, никуда не ходи, ни с кем не встречайся, будь только для меня, я же так в тебе нуждаюсь, нам же так прекрасно вместе. Либо в жестоком варианте: ах ты тварь, куда ты ходила, как ты посмела.
— Какое может быть отношение, например, к вещам в быту, к своим вещам и вещам жертвы?
— Через вещи может устанавливаться порядок, контроль: как должны стоять зубные щетки в стаканчике. Это будет инструмент для установления власти, и повод для применения насилия. Чтобы причинить боль, сейчас я разобью твою любимую вазу.
Частично может финансовое насилие через вещи проявляться. «Зачем тебе лишние джинсы? У тебя есть одни, хватит с тебя». Или: «Если ты хорошо попросишь, у тебя что-то будет». Может быть: «Я решаю, и все». Проси — не проси неважно.
— То есть все делается для этого: для власти и контроля?
— Да. Ещё до того, как развернется цикл насилия, могут появляться двойные стандарты, это когда мне можно, а тебе нет. Мне можно и я буду просматривать твои соцсети, твой телефон, контакты, а тебе нельзя.
Конечно, каждый признак, если рассматривать его изолированно, совсем не обязательно повлечет за собой насилие.
—Вы сказали, что классический насильник попытается изолировать жертву. Это ему для чего?
— Эта штука про захват и тотальный контроль, чтобы никуда не делась, чтобы у нее не было возможности сверить систему координат. Если женщина достаточно много и плотно общается с родственниками, подругами, коллегами, соседями, у нее хороший социальный круг, это позволяет обнаружить, что что-то не так. Как минимум, кто-то заметит ее заплаканную или синяк на руке. Поэтому насильник изолирует её от общества.
Опять же это происходит постепенно. Это может быть так: «Знаешь, я заметил, что после того, как ты сходишь к маме, наши с тобой отношения становятся менее теплыми, твои родственники, кажется, настраивают тебя против меня, а я так хочу быть с тобой» или «Ты знаешь, твоя подруга мне кажется не слишком приличной женщиной. Может, ты будет общаться с ней чуть меньше». Там будет что-то, что для жертвы прозвучит достаточно существенно.
— Что у них в голове происходит, я не понимаю, зачем, для чего они это делают? Они же получают другого человека, не того свободного, которого он полюбил в начале отношений, а забитого, полностью подконтрольного.
— Я бы сразу прикопалась к слову «полюбил», потому что это не про любовь. Тут скорее будет «подчинил», чем «полюбил». Насилие — не про любовь и даже не про секс. Оно про власть и контроль, получение удовлетворения от власти и контроля. Насилие над детьми может быть продиктовано этим же: ты — мое, и ты никуда не дернешься.
Если мы говорим про домашнее семейное насилие, это концентрация власти в рамках отдельно взятой семьи. У человека будет достаточно четкое убеждение, что ему можно. Для него это допустимо, он может себе такое позволить. Некоторое ощущение безнаказанности тоже очень подогревает. Если мне точно за это ничего не будет, я буду это делать.
В США в прошлом веке студентам-добровольцам произвольно назначили роли заключенных и надсмотрщиков, оборудовали в подвале тюремные камеры. Это было случайным выбором — кто кем окажется. Обнаружили, что те, кто попал в роли надсмотрщиков, очень сильно в них включаются, этой властью упиваются, границы достаточно быстро переходят в плане допущения некоторого насилия в отношении тех, кто как бы «заключенный». Искушение властью — очень серьезная вещь.
Вседозволенность достаточно сильно расшатывает внутренние рамки. Если мне можно, ничего не будет, почему бы и нет. Особенно в контексте отсутствия четких заградительных законных рамок.
— Поводу провокации, про которую так любят говорить: она сама, она виновата, она довела, не было другой возможности никак ее остановиться — это самое распространённое оправдание у насильника?
— Перекладывание ответственности за происходящее идет на жертву. Да. Это как раз то, о чем я говорила, человеку может быть не свойственно принимать ответственность на себя. Если у меня что-то не получается, виноват будет кто угодно: погода, природа, начальник, пробки на дороге, другие водители, но нигде не я. Соответственно, в отношениях будет так же реализовано: это не я, это ты меня довела. Такой способ обходиться с собой, собственной идентичностью — не признавать, что да, я агрессор, я насильник, я это сделал — сместить на другого человека.
— Некоторые говорят: «Он хорошо относился к животным, к детям. Ничего не предвещало». Есть такое, может ли потенциальный агрессор хорошо относиться к животным, детям, старикам?
— Если мы говорим про садистов-психопатов. У них обычно в семейной личной истории ранние звоночки. Это где патология, это кто мучал котят в детстве. Если мы говорим про вариант, где человек другого способа построения взаимоотношений не знает, он не психопат, но насильник, он может хорошо и спокойно относиться к домашним животным и детям, но гарантировать, что он никогда не ударит собаку — нельзя. Если у него нет сигнала «стоп» на насилие, в какой-то момент, может быть, и ударит.
В завершение мне кажется важным сказать несколько слов тем, кто оказался наблюдателем, тем кто заметил, что женщина живет в ситуации насилия.
Вы можете заметить массу противоречивых и довольно сильных чувств. Например, собственное недоумение «как же так все происходит» и возмущение «ну почему она не видит и ничего не делает, не уходит». Если это только эмоции, и вы не готовы всерьез включаться в ситуацию с какой-то реальной помощью, то найдите в себе силы оставить свои эмоции при себе, не вываливать их на женщину. Просто эмоции ей не помогут, но могут дополнительно притопить виной и стыдом.
Если, трезво оценивая свои силы, готовы включаться и помогать, не ожидая благодарности и не требуя от женщины «хорошести» и правильного поведения, то вы вполне можете попробовать стать тем социальным мостиком, ниточкой связи с внешним миром, которых у нее уже может быть очень мало.
Не спасать активно, продавливая свое мнение (этого у нее и так много), а обозначая «еще одну дверь» — возможный выход, если она захочет помощи. Буквально говоря, что вы есть для нее, вы готовы помочь чем-то конкретным, вы открыты и не бросите даже если она творит бог знает что. Это сложно: сказать, обозначить намерения и не броситься активно действовать. Но это может быть тем, что в острый момент очень пригодится. И это то, что отчасти может снять мучительное переживание бессилия, если женщина вам близка (например, родственница, которая активное вмешательство воспримет враждебно и отвергает в силу того, что уже влипла в ситуацию насилия очень прочно).