— Илья, ровно пять лет назад в вашем интервью Properm.ru первым вопросом были пять причин пойти на спектакль «Ромео и Джульетта». Давайте по традиции повторим: назовите пять причин сходить на «Кармен».
— Думаю, первая причина в том, что это не ледовое шоу, к которым все привыкли. «Кармен» — это именно ледовый спектакль, и именно для взрослой аудитории. В нем я ставил перед собой именно театральные задачи. Фактически это мой первый ледовый мюзикл, большой и цельный. Это раз.
Второе. В Перми впервые будет показано новое дыхание этого спектакля, который родился в 2015 году. В 2018-м последний раз показали его в Германии. Он имел очень широкие гастроли, и впервые именно в Перми в роли Кармен будет двукратный серебряный призер Олимпийских игр-2018 Евгения Медведева. Думаю, будет очень ярко и очень интересно, она зажжет многих с точки зрения эмоций, желания заниматься спортом, фигурным катанием, отдать своих детей в спорт.
Кроме того, это возможность послушать красивую музыку Жоржа Бизе и замечательных вокалистов.
Вы увидите сочетание различных жанров: цирковых, воздушной акробатики, современной хореографии, ледового балета. Будут не только сольные номера, но и большие массовые, в которых задействовано больше тридцати актеров одновременно.
— Мы увидим полностью обновленный состав, то есть это два разных спектакля? Те, кто видел его в других городах, здесь смогут посмотреть что-то абсолютно новое?
— Конечно, это разные спектакли, тем более что эта Кармен — Женя Медведева, одиночница. Отчасти что-то ставилось специально для нее, а всю хореографию массовых номеров делает другой хореограф. Сюжетная линия останется той же, музыкальный ряд — тот же, декорация остается практически той же. Но жизнь внутри спектакля, темпоритм, сцены — всё будет плотнее.
— Какая это «Кармен»? Увидим ли мы отсылки к известным оперным, балетным или киноверсиям?
— Здесь немного хулиганская история, потому что я добавил сюжетную линию, которой не было у Проспера Мериме. Это линия сестры, нет, скорее, подруги Кармен. Мериме не говорит о детстве Кармен, мы с ней знакомимся сразу со взрослой… К двум девчонкам, двум подругам является в образе тореадора некий искуситель, который бросает цветок. Каждая может его поднять и примерить себе. И цветок становится роковым. Это линия надуманная, придуманная, ее не существует. Ее поведут (кстати, тоже впервые) Евгения Тарасова и Владимир Морозов, наши замечательные «парники». В старой версии ее блестяще исполняли Маша Петрова и Леша Тихонов, но они уже завершили свою карьеру, поэтому будет новое перерождение ролей. Ребятам предстоит большая актерская работа.
— Правильно ли сказать, что хоть это и старый спектакль, но в Перми он будет премьерой?
— Да, абсолютно.
— Пермяки после «Кармен» Богомолова увидят еще одно неожиданное прочтение?..
— Не настолько, нет. (Смеется) Думаю, там все-таки гораздо больше вызова. А я хотел разбавить чрезмерный драматизм, поэтому появилась некая цирковая линия, в которой оказывается наша новая героиня, подруга Кармен. Мне самому очень интересно, каким будет зрительский отзыв, раз это не совсем классическая версия, к тому же мюзикл.
— Жанр мюзикла предполагает, что это, скорее, трагикомедия, а не трагедия…
— Нет, все-таки, наверное, не комедия. Момент катарсиса, конечно, возникает.
— Всегда удивляюсь профессионалам, которые работают в ледовых шоу, и цирковым артистам, потому что одно дело — повторять трудные элементы и трюки из соревнования в соревнование, и совсем другое — делать это каждый день на сцене, на арене, на ледовой арене. Насколько это сложно — быть чемпионом каждый день?
— Это правильная задача для фигуристов. То, что ребята делают на соревнованиях, — на грани человеческих возможностей, супер-четверные прыжки. Здесь такой экстремальности не существует. Но она компенсируется экстремальностью актерской, драматической. Хотя, конечно, нужно держать себя в хорошей форме.
Ребята испытывают драйв от зрителя, от своих ролей, от того, что они могут показать себя шире, чем в спорте. Там всё нацелено на элемент, на прыжок, он не позволяет раскрыть твои актерские таланты. Здесь по-другому, но это не противоречит, одно дополняет другое.
— Фигурное катание — вид спорта, в котором Россия всегда была первой. Насколько спортсменам сложно быть исключенными из международных соревнований? Как они переживают связанные с этим конфликты?
— Я бы не выделял здесь фигуристов. Все спортсмены находятся сейчас в одном положении. Идет тренировочный процесс, сохраняется мотивация. Внутри страны делается очень много, чтобы ребята продолжали сохранять свою форму и соревновались максимально. Скоро начнутся контрольные прокаты сборной, будем смотреть, как ребята готовы.
Конечно, это сложный период, конечно, чтобы преуспеть, нужно соревноваться с лучшими, с мировыми чемпионами. Двойные стандарты и отстранения, которые, я уверен, рано или поздно закончатся, — это абсолютно несправедливо. Сейчас мы должны бросить все силы на то, чтобы именно наши юные, начинающие, молодые ребята имели всё для того, чтобы, как только откроется возможность соревноваться на мировых чемпионатах, пришли и сразу всё всем доказали.
— Проблема молодых кадров в фигурном катании такая же серьезная, как в других видах спорта? Год назад с Еленой Валерьевной Вяльбе мы говорили о том, что детский спорт стал слишком коммерческим. Спортивные школы охотнее берут того ребенка, за которого будут платить, чем того, который придет «бесплатно», но имеет способности. Насколько это серьезная проблема?
— Это очень большой, глобальный вопрос, объяснения которому я пока не нахожу. Я сам организовал четыре спортивные школы в определенной моральной вилке. И не просто организовал, а построил ледовые центры в четырех городах России, в моих школах занимается более 2 тыс. детей.
Допустим, берем подготовку спортсмена. Государство по тарифам готово это финансировать, готово платить за тренерство. Государство как большая машина не может видеть каждого спортсмена по отдельности. Есть некий тариф, платится за каждого ребенка отдельно, поэтому все спортшколы заинтересованы, чтобы занимались сотни детей. А фигурное катание — это точечный вид спорта, в котором на тренировке должно находиться пять детей. Тренер должен уделять им максимум времени. За пять детей государство платить не будет, потому что невозможно вести тарификацию на пятерых детей.
Школа, чтобы выживать и получать финансирование, должна набирать большое число детей. Большое число детей отнимает всё внимание тренера, не дает выплыть каким-то маленьким звездочкам. Получается замкнутый круг невозможности. Государство делает всё возможное. Тренеры делают всё возможное. Но в такой системе невозможно сделать какую-то градацию. Градацию можно сделать, только если проводить внутренние турниры, и на подготовку способного ребенка выделять другую цифру. Но так прицельно у нас не смотрят.
Поэтому, когда родители начинают финансировать успех своего ребенка, — наверное, это единственный способ. Но здесь достаточно непростая во всех отношениях история. И неоднозначная.
— Она со всех сторон неоднозначная. Когда за тренерскую работу в месяц 5–6 тысяч платят, а все остальные заработки это коммерция…
— 5–6 тысяч, наверное, нет. Порядка 30–40 тысяч тренеры получают, но это тоже мало… Но что говорить про тренеров! Медики скажут про медиков, учителя скажут, мол, мы вообще народное достояние за копейки воспитываем…
У нас в менталитете, что зарплата учителей и врачей — это то, о чем нужно говорить. А то, что люди из энтузиазма воспитывают чемпионов, — это как-то пока второй план.
С другой стороны, очень много делается для строительства спортивных объектов, это нельзя отрицать. Всегда все немножко жалуются, но это объективно.
Я считаю, что ситуация со спортом у нас построена очень неплохо. Понятно, что каким-то видам достается чуть больше, каким-то чуть меньше. Всегда есть «обиженные» и те, кто «купается». Считается, что фигуристы купаются во внимании, у них всё хорошо. Может быть, поэтому я так и пою.
— В интервью пять лет назад вы говорили, что за шесть предыдущих визитов ни разу не удалось погулять по Перми, посмотреть ее. В этом году удалось с лихвой?
— Да, теперь мне точно не нужен навигатор, чтобы приехать куда-нибудь в любом районе, включая Мотовилиху. Я прекрасно ориентируюсь. И очень полюбил город. Мне приятно было с каждым приездом видеть преобразования (а приезжал я практически каждые выходные). Это, в первую очередь, центр, — город как-то задышал. Раньше какое-то время мне казалось, что он был в угрюмости немножко, а теперь Пермь «полетела». Не знаю, может, потому что я приезжал только в Ледовый дворец… Но сейчас это ощущение дыхания отчетливо.
Повлияло и то, что я стал режиссером фестиваля «Город встреч». За лето прошло большущее количество событий. Выступление «Чайфа» в абсолютно новой локации. В речном порту никогда до этого не проводилось. На этом я настоял, потому что у команды изначально было желание на каждую неделю строить сцены в разных районах. Но я сказал, что точкой притяжения должна быть эспланада.
TherrMaitz выступали со своей аудиторией, Светлана Захарова со своей, у Хабиба своя, у «Рондо» своя. У танцевальных батлов своя. У фестиваля «Обряды-Наряды» своя. Вершина — 26 число, такое количество людей! Понятно, что «Ленинград» манил, но я рад, что мы были не разогревом, а большой цепью событий…
Для меня теперь Пермь реально город встреч, город открытий. Я очень надеюсь, что наша работа оставит свой след. Хотелось бы, чтобы фестиваль «Город встреч» сохранился в Перми, пусть и не с таким количеством активностей, — понятно, что 300-летие обязывало…
Нам очень важно было сохранить некую грань, чтобы это были не пляски во время сложного времени, а именно нечто объединяющее людей, чтобы люди выходили наполненными, в том числе новыми силами.
— Как согласились на такую сложную и длинную историю?
— Люблю браться за новое. Для меня это абсолютно новый опыт, хотя с регионами работаю очень много. Одним из ярких был Нижний Новгород, мы делали его 800-летие. До Нижнего были разовые истории, на один день. В Перми впервые такой длинный фестиваль.
Я до последнего момента думал, что ничего не получится, потому что казалось, что мы категорически опаздываем по времени. Или, когда мы представим свою длинную программу, заказчики, как обычно, всё порубят, останется пара мероприятий. Но когда была утверждена вся программа, уже нельзя было отступать.
Нас пугали, что август в Перми холодный, но с погодой нам очень повезло. Правда, два раза попали под дождь.
— Что, с точки зрения перфекционизма, хотелось бы сделать еще круче?
— Из нереализованного. Мне очень хотелось больше задействовать Каму — сделать парад лодок. Еще парад арт-объектов. Но по финансам мы не проходили. Жалко, что остались только на эспланаде. Рад, что хоть в конце чуть-чуть было на берегу. Но мне хотелось, чтобы весь город вышел на набережную, и на воде был бы какой-то парад. Это единственное такое яркое, что не смог воплотить.
— Насколько сложно было решиться на такой провокационный финал? В пермских соцсетях народ жестко зарубился и разделился: хорошо или плохо.
— Я понимаю, что это история, безусловно, спорная.
— Народ же обиделся не только на нецензурное, но и на то, что трансляцию не показали.
— Не показали — это условия группы «Ленинград». Мы честно пытались разрешить эту историю, но таковы были условия контракта — группа «Ленинград» не разрешила трансляцию. Это их позиция. Иначе бы они не смогли спеть то, что спели. Поэтому на нас не надо обижаться. Не так много артистов, кто мог бы привлечь такую большую аудиторию, которая пришла на «Ленинград». Мы вели переговоры и с Бастой, но он был занят в этот день (кстати, он был первый, кому я позвонил). Это тоже было бы спорно, и группа «Руки вверх» — тоже спорно. Мы вели переговоры еще за полгода, но на конец августа они были заняты.
Группа «Ленинград», при всей спорности, собирает стадионы. Сейчас, наверное, все понимают, что я имел в виду под Ночью Перми, — вот это театрализованное действие. Энергия витала очень хорошая, даже если люди выпустили плохие слова наружу. Все шли, улыбаясь, напевали. Мы шли с площадки вместе со всеми, и была очень хорошая энергия, не было никакой конфликтности.
— Последний вопрос: после такого долгого пребывания в Перми — какое самое любимое место в городе?
— Самое любимое место — не знаю, городская ли это часть, — пляжная зона на другой стороне Камы. С ней у меня тоже не получилось: хотел именно там построить сцену для еще одного концерта классической музыки.
Место нравится, потому что оттуда виден город, и мне нравилось переходить через мост. Иногда я ехал туда на самокате… Пермяки просто ходят туда купаться, а для меня это место знаковое, энергетически очень сильное. Оттуда открывается силуэт всей Перми.