Пестрая безысходность промзоны

Первое, что бросается в глаза в Перми, в которой я принял участие в уже 11-х «Русских чтениях», — разбитые дороги. Таким был Воронеж до Гордеева. Таким было шоссе из новосибирского аэропорта Толмачёво в город в начале 2000-х (тогда в «Волге» — машине с хорошими рессорами — от тряски уснули все, кроме привычного водителя). А здесь «тучных» для некоторых «нулевых» будто не было.

Хотя, конечно, это не так: с одной стороны, построены важные трассы, и даже новый, «красавинский» мост через Каму. С другой — там и тут торчат, взламывая городской пейзаж, разнообразные вытянутые или приплюснутые стекляшки — жилые дома и офисы или, соответственно, торговые центры. Большинство из них режут пресыщенный московский глаз предельной аляповатой китайской дешевизной и отсутствием даже попытки хоть как-то приукрасить свои циничные намерения по извлечению денег из окружающего пространства. Наверное, такая коммерческая искренность вполне удовлетворяет главного архитектора миллионного города. Однако невообразимая мешанина стилей безотрадна, как облезшая штукатурка промзоны, некрасива и угнетает до такой степени, что после первого же часа хочется привлечь этого человека (точнее, обоих людей: новый, занимающий должность лишь 4 года, считается среди профессионалов талантом, -, но до горожан этот талант как-то не доходит) к уголовной ответственности за преступную халатность, повлекшую особо тяжкие последствия.

Почти единственное уютное и радостное, что греет глаз (не считая кусков старой застройки и нескольких действительно очень достойных новых зданий) — ярко раскрашенные бетонные заборы. Их немного, но они цепляют внимание. Если это тоже часть гельмановского проекта, приходится признать, что сей знаменитый человек наконец сотворил что-то правильное, — хотя, скорее всего, по недоразумению.

Старая, увитая уютной деревянной резьбой или аккуратными кирпичными узорами Перьмь (пермяки отличают иногородних по твердому произношению «р» — так, как пишется) сожжена и выкорчевана еще не вся, но лужковский по своим масштабам процесс зачистки старины идет уверенно. Из 340 ценных архитектурных объектов (по данным «Зеленой Ойкумены» и клуба «Пермский краевед») к настоящему времени уничтожена примерно половина. Принципиальным отличием является вероятная самоценность этого проекта для местных властей: сплошь и рядом разрушенная старина не замещается коммерческим строительством, пусть даже уродующим и безвкусным, а просто обносится забором и превращается в пустырь.

Надо отдать должное: это отнюдь не изобретение рыночной демократии. Еще в конце 70-х городские власти положили почин, снеся в центре города несколько кварталов купеческой и мещанской застройки (хотя и не самой ценной, и обветшалой до состояния трущоб) только для того, чтобы произвести на свет одну из самых длинных площадей не только Европы, но и всего мира. Что делать с образовавшимся градостроительным кошмаром (как он видится непрофессионалу и со стороны), город не знает до сих пор, — хотя в советское время массовой типовой застройки появление «Эспланады» (как она называется до сих пор) с внушительным новым зданием театра воспринималось пермяками как оригинальное и уже поэтому положительное явление.

Процесс разрушения не абсолютен: несколько старых домов в центре заботливо укутаны пленкой, и их действительно реставрируют, а многие исторические здания в центре заботливо сохранены и выглядят великолепно.

К сожалению, этого нельзя сказать об экономике

Количество объявлений о продаже офисов, квартир и даже зданий вызывает в памяти осень 2008 года. В центре города стоят неряшливо разрисованные в рамках гельмановского проекта руины громадного четырехэтажного здания с высокими потолками, огромными окнами и прямым видом на Каму: оно никому не нужно. Облупилась даже папуасская роспись новых культуртрегеров, — что же говорить об остальном.

Да и вполне обитаемые дома впечатляют ободранной штукатуркой и тем неуловимым налетом грязи, который придает ощущение безнадежности даже самому солнечному пейзажу.

Разумеется, это не относится к раскиданным по городу по-китайски утилитарным офисам «Лукойла» и магазинам торговой сети «СемьЯ», принадлежащей бывшему губернатору. (Заговорив о нем, люди вспоминают и предполагаемое гражданство Швейцарии, и давно, по их мнению, постоянно проживающих в ней жену и детей, и ряд экзотических для нормального человека привычек, — для нынешней власти, впрочем, вполне органичных и даже традиционных.)

Но в целом, — что говорить, если даже со здания краевого Заксобрания облетает облицовочная плитка!

Во многих местах города возникает ощущение, что постсоветские власти по мере сил исправили недоработку немецко-фашистских захватчиков, которые (по уважительной причине — в силу удаленности) не бомбили Пермь.

А ведь это один из богатейших регионов страны, в котором есть практически все, включая даже алмазы. А в некоторых местах залежи экспортного сырья напоминают слоеный пирог: нефть залегает поверх калийных солей, и приходится создавать совместные предприятия, чтоб при освоении одного богатства не порушить другое. И при нормальном государственном управлении Пермь, как ни крути, при любых ударах судьбы входила бы как минимум в десятку богатейших и красивейших российских городов.

При нормальном…

Да, конечно, Пермь — это классический российский промышленный город. Промзона, исходные задачи которой, несмотря на миллион жителей, не имеют ни малейшего отношения к эстетике.

Промзона, как и по всей России, беспощадно ограбляемая и высасываемая «жуликами и ворами» всех мастей на протяжении всей четверти века национального предательства.

Но здесь результаты этого процесса проявляются с пугающей постороннего контрастностью и безысходностью.

Возможно, именно в этом причина того, что после резкого скачка в развитии за советские годы (с 1929 по 1979 год население выросло на порядок — со 100 тыс. до миллиона, а первый секретарь Пермского обкома с 1972 по 1988 года Борис Коноплев заслуженно пользовался всеобщим уважением и даже ходил на работу пешком, — не говоря уже об отсутствии охраны) последние годы люди бегут из Перми. Из-за этого, равно как и повышенной смертности, население края сократилось за 22 года либеральных реформ на 13%. И натужные завывания о том, что с «превращением Перми в культурную столицу Европы отток населения прекратился и молодежь стала оставаться в городе» в силу своей откровенной и циничной лживости сыграли немалую роль в падении популярности Чиркунова и утрате им власти. Впрочем, немногословные и добросовестные пермяки ценятся работодателями по всей России, несмотря на свою легендарную «упертость».

Чуть-чуть о производстве

Пермь — неотъемлемая часть того Урала, о котором писал Твардовский: «Опорный край державы, ее добытчик и кузнец», но в Москве забывают о ней на фоне Челябинска и Свердловска (ныне Екатеринбург, или, как его чаще называют на Урале, чтобы не ломать язык, Ёбург).

Я, например, не знал, что в неприметном городе Лысьва именно Пермской области делалось во время войны и делается сейчас большинство солдатских касок нашей страны.

Боевая техника, производимая легендарным Мотовилихинским заводом, — от корабельного орудия 1869 года и крупповских (по лицензии, разумеется) горных пушек до «Гвоздик», «Гиацинтов» и прочих убедительных цветов конца 80-х, — выставлена на всегда открытой для всех площадке. Надо было видеть, с какой гордостью и превосходством поглядывали самые обычные прохожие на явно нездешнего человека в пиджаке, которому еще только предстояло прикоснуться к этой мощи и величию!

Хотя сейчас и «Пермские моторы», и Мотовилиха, и многие другие великие оборонные (и не только) производства дышат одним легким: не для обороноспособности проводится военная реформа и растут расходы на гособоронзаказ, увы, и не в интересах России запихивают нас в ВТО на заведомо кабальных условиях.

Камское речное пароходство практически уничтожено: Кама, когда-то забитая судами, как московское Садовое кольцо — автомобилями, оглушительно пуста, что до сих пор является для пермяков непреходящим шоком. Редкие круизные теплоходы, — кстати, именно к Перми была приписана «Булгария» (всю жизнь, до передачи в аренду, звавшаяся «Украиной»), — погоды не делают. Реформаторы настойчиво объясняют, что в «современных условиях рыночной либеральной экономики» речное сообщение нерентабельно. Пермяки ржут над этим в голос, приводя в пример соседние регионы, и связывают фактическое уничтожение пароходства с реформаторской деятельностью братьев Белых (один из которых служит прокурором Пермского края, а другой, которого молва прочит в президенты «белоленточной» революции, — губернатором Кировской области, ставшей надежным плацдармом нового демократического движения).

Единый комбинат поделили между «Лукойлом» и «Сибуром» — и на этом фоне юмористически выглядит плач московских аналитиков о низкой эффективности российской нефтепереработки: еще хуже технологических — коммерческие и организационные факторы.

Запрещенный всеми нормами нефтяной факел как горел над городом, так и горит, а химико-канализационные ароматы в разных частях вытянувшейся более чем на 70 км Перми удивляют пермяков не больше, чем москвичей — автомобильный смог.

Именно Пермский край подарил России один из ярчайших примеров эффективности сельхозпроизводства: урожайность зерновых в передовых хозяйствах находилась на уровне Кубани, а удачно купленный в конце 80-х уникальный английский жеребец позволил вдохнуть новую жизнь в породу орловских рысаков, что привело к колоссальным доходам в самые гибельные 90-е годы.

Но совсем недавно местным олигархам и чиновникам понадобилась земля под коттеджные поселки — и успешные, коммерчески высокоэффективные колхозы были уничтожены. Просто так: чтоб землю не занимали.

А вот екатерининские каналы между водоразделами Камы и северных рек (Великая царица задолго до железных дорог соединила Архангельск с Уралом речным путем) на границе Пермского края и Республики Коми до сих пор проходимы для моторок — и это вызывает почтительное изумление у нынешнего поколения.

«Геноцид чеченского народа»: 28 тыс.руб. за попытку убийства начальника райотдела милиции

Пермский край покрыт лесами и пронизан реками: идеальное место для лесозаготовок, в котором, к тому же, всегда будет слаба любая центральная власть. Недаром именно сюда бежали и старообрядцы, и не желавшие принимать православие удмурты и марийцы, а партизанская война после Первой русской революции (знаменитая «лбовщина») продолжалась не где-нибудь, а в окрестностях Мотовилихи (промышленная часть нынешней Перми) вплоть до Первой мировой.

Реформа МВД, проведенная в Пермском крае с максимальной по стране последовательностью, привела к тому, что один участковый приходится на несколько деревень — отделенных друг от друга иной раз десятками километров. Понятно, что ни о какой защите порядка речи не идет даже теоретически.

Этнический бизнес весьма жестко взял под контроль значительную часть лесозаготовок и в целом Пермского края. Фраза «закон — тайга, медведь — прокурор» звучит в этих районах ностальгией по законности и гуманизму советских времен.

Сказать, что не делается совсем ничего, нельзя: задолго до замены Нургалиева был заменен начальник Пермского ГУВД, что привело к обновлению кадров и попытке навести хоть какое-то подобие хоть какого-то порядка, если и не устранив, то хотя бы структурировав беспредел.

Об этой попытке до сих пор говорят с большим уважением и симпатией, хотя видимых результатов, похоже, добиться не удалось.

Наиболее громкой историей стал визит группы проверяющих на лесопилку, принадлежащей, как потом оказалось, супруге представителя президента Чечни по Пермскому краю. Как дама, занимавшая аналогичное положение, вела себя в Москве, мы помним, -, но в Пермском крае ее огорчение выразилось в том, что она села за руль машины и просто переехала руководителя райотдела милиции, который непосредственно и осуществлял проверку.

Милиционер остался жив из-за мягкой почвы, в которую его просто вдавило колесами, -, но попытка привлечения к уголовной ответственности не увенчалась успехом, так как местный следственный комитет при прокуратуре не усмотрел ничего криминального в попытке убийства руководителя райотдела, пусть даже и совершенной при большом количестве свидетелей. «Что позволено Юпитеру — не позволено менту», — насколько можно судить.

Вероятно, московским протестантам, получавшим 15 суток просто за попытку посидеть в кафе в присутствии ОМОНовцев, просто не повезло с национальностью.

Однако, недаром сотрудникам внутренних дел дают юридическое образование! Начальник райотдела извернулся и пошел (когда снова смог ходить) к мировому судье, который неосмотрительно присудил г-же Яхе Канаевой выплатить штраф 28 тыс.руб. — разумеется, не за попытку убийства при исполнении служебных обязанностей, но лишь за нанесение при этом телесных повреждений.

Это решение сейчас оспаривается в вышестоящих судах как недобросовестное, основанное на пристрастном отношении к чеченцам и едва ли не являющееся второй после 1944 года попыткой геноцида чеченского народа.

На этом фоне «Уралкалий» перешел под контроль олигарха Керимова, а затем поглотил «Сильвинит». Пермяки грустно шутят, что теперь на пермские деньги будет жить еще и Дагестан, а «Анжи» будет на них покупать самых дорогих футболистов. Впрочем, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.

Култур-мултур по-либеральному

Самореклама прошлого губернатора при помощи залетных московских культуртрегеров, вполне успешная в Москве, в Перми оказалась катастрофичной.

В аэропорту гостей Перми встречает нарисованный на оконном стекле Лев Толстой с оранжевой бородой. Невинный вопрос о том, что случилось с классиком, и является ли он теперь приверженцем джихада, хунхузов или просто оранжевой революции, потребовал от меня немедленного бегства в туалет на время, когда утихнут вызванные им страсти.

Ангел с молотом — полтысячелетия назад РПЦ относилась к воззрениям верующих намного более лояльно, чем сейчас.

Величественный деревянный алтарь, сохраненный «проклятыми безбожниками»

На самом деле, конечно, пресловутые «красные человечки», пародирующие знаменитых пермских богов, и «надкусанные яблоки» — сугубая вкусовщина: не исключаю, что кому-то они и нравятся. Хотя в торговую марку их превратить так и не удалось, -, а поддержать собственно пермские «культурные инициативы» вроде довольно известного «пермского оракула» у московских гостей, понятно, не хватило толерантности.

Проблема в том, что большинство из этих «объектов» не облагораживают действительно нуждающуюся в этом городскую среду, а дополнительно разрывают ее, делая еще более хаотичной и тревожащей.

Проблема не в том, что после ознакомления с удивительной, уникальной пермской религиозной скульптурой (в отличие от нынешней, полтысячелетия назад церковь уважала чувства общества и позволяла привычным к языческим идолам людям вырезать изображения святых из дерева) «красные человечки» выглядят как судороги первобытного предчеловека. И даже не в том, что в местах со столь сильной мистической эманацией, как Пермский край, в мистику можно верить или не верить, но шутить с ней в любом случае не рекомендуется.

Все намного прозаичней

Прежде всего, вызывает протест и недоумение феноменальная неуместность массового культуртрегерства: по городу размещено около 700 «артобъектов», которые режут глаз в самых неподходящих местах — вроде стилизованных «черных кошек», налепленных в картинной галерее между прекрасными полотнами XVIII, XVII и даже XVI века. Пермская галерея считается одним из лучших провинциальных музеев всего мира: есть и Рокотов, и Левицкий, и Боровиковский — не говоря о малых голландцах, итальянцах, а потом — передвижниках, включая Крамского, Левитана, прекрасного Шишкина, Айвазовского, Иванова и множества других.

Скульптура из металлолома у входа в гельмановский музей современного «искусства» является «современной» только для людей, действительно никогда и ничем не интересовавшихся. Интеллигенция же, поездившая по зарубежью и посмотревшая его при помощи Интернет-возможностей, хорошо знает, насколько это устарело и бессмысленно.

Знаменитая буква «П», воздвигнутая из некачественных лесоматериалов, как рассказывают оскорбленные этим пермяки, является всего лишь копией оригинала, находившегося на одной из станций московского метро. По расхожей шутке, творцы новой культурной революции хотели написать все слово «п…ц» целиком, но, к счастью, просто украли выделенные на остальные пять букв деньги.

Однако, споры о вкусах — дело искусствоведов

Производственников же возмущает «цена вопроса»: десятки, если не сотни миллионов рублей выброшены в прямом смысле слова непонятно на что. При этом самые простые расчеты показывают, что расходы на сооружение «артобъектов» феерически превышают их себестоимость, -, а значит, скорее всего, имеет место шквальный «распил» бюджетных денег под сурдинку разговоров о творческих исканиях и интеллектуальной собственности.

При этом расходы на чудовищную по дороговизне «культурную революцию» берутся не из воздуха — они снимаются с других направлений культурных расходов. В результате гельмановские выверты и ухищрения привели к сокращению финансирования, а часто и закрытию сельских библиотек и домов культуры, что нанесло культурной жизни края (да и в целом уровню его цивилизованности) невосполнимый ущерб.

При этом общий уровень культурных расходов вырос очень сильно. Можно посмеиваться над городскими художниками и музыкантами, не получившими от этого увеличения расходов почти ничего, -, но в некоторых микрорайонах Перми (например, Мотовилихи) до сих пор нет водопровода — воду возят на себе от колонок в специальных бидонах с приваренными колесами. Лучшим шагом в повышении общественной культуры была бы вульгарная прокладка водопровода, -, но власти предпочитали тратить средства, значительно превышающие нужные для строительства водопровода, на бессмысленные и в конечном счете бессодержательные перформансы.

Вице-премьер края по культуре Мильграм дошел до того, что несколько месяцев не согласовывал восстановление креста на православный собор после его ремонта (хотя провокации последнего времени со стороны воинствующих мракобесов, в общем, заставляют испытывать к этому действию чуть ли не понимание).

А дорогостоящие проекты бессмысленной перестройки одного из красивейших зданий города — театра оперы и балета — с приглашением английского архитектора, стоившего едва ли не больше голландского футбольного тренера — обсуждались губернатором абсолютно серьезно…

Единственный бесспорный плюс новых «артобъектов» — недолговечность большинства из них. Так, около Заксобрания соответствующие картинки намалевали на старой, облетающей штукатурке, поэтому через пару лет от них не останется уже ничего. Если это вызвано воровством, а не тонким художественным замыслом, — приходится признать, что иногда и воровство способно приносить пользу культуре…

Сегодня Пермь на перепутье

Новый губернатор, посмевший заявить о необходимости развития промышленности, сельского хозяйства и транспорта, а не «красных человечков», попал под сильнейший критический удар «прогрессивной общественности» и пока испуганно затих (хотя работа министром регионального развития вроде бы должна была воспитать в нем стойкость к подобного рода нападкам). Некоторые кадровые назначения и отсутствие результатов работы министра тоже не оставляют места для особых надежд. Однако намерение закрыть незагруженную железнодорожную ветку, еще при царе отрезавшую Пермь от Камы и лишившую город полноценной набережной (если Вы забудете слово «полноценной», пермяки обидятся и будут подробно объяснять, что узкая асфальтовая дорожка вдоль берега Камы все же есть — просто до нее трудно добраться и на ней нечего делать), все же производит благоприятное впечатление.

х х х

…Пермь — индикатор, по которому можно будет очень легко определить успешность и адекватность центральных российских властей: как только этот город на деле начнет становиться одним из богатейших и благополучнейших российских городов, — это будет означать, что в Москве установилась наконец нормальная, благоприятная для всей России политическая погода.

Боюсь только, ковать эту погоду нам придется своими руками — и вопреки распадающемуся на глазах государству.

Источник: http://delyagin.ru