«Приходят запуганные, смотрят в пол, а потом расцветают». Как помогают жертвам домашнего насилия?

«Моя жизнь была адом, где не было надежды на выход. Бесконечные избиения, вымогательства и преследования со стороны бывшего мужа сделали нашу с дочкой жизнь невыносимой. Обращение в «Территорию семьи» было последней надеждой на спасение. В кризисной квартире удалось спрятаться, была проведена колоссальная работа психолога, специалиста-куратора и юриста. Сейчас моя жизнь наладилась, есть любимая работа, дочка занимается гимнастикой и столько еще всего хочется сделать! Хочу выразить огромную благодарность организации «Территория семьи»

Подобных комментариев и отзывов у общественной организации «Территория семьи» сотни. Руководитель «Территории семьи» Анна Зуева уверена — надо рассказывать не только трагичные истории, в которых тиран и агрессор избивает свою жертву до смерти. Таких историй много, да. Про то, как звонили и не дозвонились в полицию, про то, как полиция проигнорировала обращение соседей или потерпевшей женщины, и всё закончилось жестоким убийством. Но есть и другие, с хорошим концом, где всё получилось, женщине помогли, она смогла вырваться из ада, спасти себя, детей.

Анна настроена на победу и на свет в конце тоннеля.

— Анна, в Пермском крае есть программа поддержки жертв домашнего насилия?

— Отдельной программы нет. Есть государственные кризисные центры при министерстве социального развития. Один находится в Перми, один находится в Березниках. В центре женщине (чаще вместе с детьми) оказывают большой комплекс социальных услуг: психологическая помощь, юридическая помощь.

Туда могут попасть и женщины, у которых возникли сложности (например, случился пожар, а временного нет жилья). Но услуга ограничена временем: срок проживания, если я не ошибаюсь, два или три месяца.

Сегодня законодательно понятие «жертва домашнего насилия» никак не закреплено. Но я знаю, что у полиции есть отдельный учет семей, в которых совершаются административные правонарушения в отношении женщин и детей, в отношении пожилых людей. Это все равно фиксируется.

Единственное, это моя личная корректировка, что, когда мы говорим о домашнем насилии, мы почему-то всегда говорим только о женщинах, я бы хотела расширить эту категорию, потому что это не только женщины, это дети и пожилые. По последним вообще все сложно. Вообще сложнее и страшнее всего по пожилым.

— Почему?

— Потому что эти случаи практически не выявляются, потому что пожилые люди не так умеют пользоваться интернетом и прочим. Зачастую эти истории выявляются случайно, с трудом.

— Если насилие совершено в отношении детей, следственные органы сразу подключаются, а вот в отношении женщины, наверное, только по заявлению работают?

— Нет, не только. Если женщина попала в больницу, например… Разная бывает степень причиненного вреда. Все зависит от того, что произошло.

Бабушка или дедушка сами в большинстве случаев не смогут вызвать себе помощь. А родственники не всегда это сделают. Понятно, если пожилые люди попаду в больницу с избиениями, возникнут вопросы. Но если эта семья не состоит на учете, пенсию старики получают на карточку, откуда узнать, что в этой семье такое происходит?

— Но чаще всего в отношении женщин происходит домашнее насилие?

— Фиксируется чаще, потому что сами женщины обращаются. Но это не значит, что в отношении них происходит чаще. На самом деле, никто не знает реальные масштабы домашнего насилия. В отношении детей, женщин, пожилых. К тому же, если мы говорим о семье с детьми, нельзя забывать, что любой ребенок, ставший свидетелем насилия, тоже является потерпевшим. Таким образом, не только мама, например, потерпевшая, но и ее двое детей, значит, не один человек, а сразу три.

В одной из наших кризисных квартир в 2021 году нашли убежище 14 женщин, а с ними — 26 детей! Все эти дети — тоже пострадавшие от домашнего насилия. Они были свидетелями, получили психологические травмы. Получается, детей больше страдает по факту.

— Если тему рассматривать с этой стороны, она кажется просто бесконечной, неподъемной. Попробуем пока только про женщин. В сериале «Maid» («Уборщица») героиня приняла участие в семи государственных программах помощи и поддержки. А ведь абьюз там был не физический, а моральный. Женщины, на которых оказывается психологическое давление, могут обратиться за помощью?

— Да, конечно. Все начинается с психологического насилия, давления, унижения. Далее абьюзер может подключить финансовое давление: ограничивать женщин или детей в средствах, сознательно, специально. Мол, раз ты не зарабатываешь, не дам тебе даже на колготки, есть траты поважнее. Она психологически настолько ущемлена, что соглашается, даже не противостоит этому давлению.

Ну и когда это длительно происходит, всё может дойти до физического насилия. Автор насилия уже понял, что ему ничего не будет ни за психологическое, ни за финансовое насилие, значит, можно перейти и на физическое. Безнаказанность провоцирует более жестокие формы насилия в семье. Это длительные истории, когда много лет это длится в семье, и никакой помощи семья не получает. Очень опасно, если психологическое давление не прекратить.

—Женщина, столкнувшаяся с моральным абьюзом, может обратиться хоть к вам, хоть в государственную структуру, получить какую-то помощь и поддержку?

— Конечно. При этом будет сохранена анонимность. Ей предоставят реальную защиту, ее никто не выдаст, не передаст никакие данные. Это абсолютно безопасно, она будет находиться в полной безопасности, ничего не будет угрожать ее жизни и здоровью — это 100%.

— И государственная поддержка также сработает?

— Да. Кризисный центр, с которым мы взаимодействуем (провели обучение, объединили весь опыт наш и государственных кризисных центров) работает на очень хорошем уровне. Там очень неравнодушные сотрудники. Они ограничены по времени пребывания, то есть женщина может находиться там 3 месяца, за это время должна как-то встать на ноги. Но были такие случаи, что женщине некуда было пойти через 3 месяца. Они звонят нам, передают этот случай, не бросают семью, защищают ее интересы. Понимают, что во многих случаях есть реальных риск для жизни и здоровья женщин, детей, они очень включены в работу и работают очень хорошо.

Я знаю, что у нас есть проблемы с оказанием социальной помощи, не буду это отрицать. Но кризисные центры в Перми и в Березниках работают по максимуму. Специалисты задерживаются на работе, делают все, чтобы женщина, которая к ним попала, получила реальную помощь. К тому же они в тренде, хорошо понимают эту тему, стремятся развиваться, ездят на обучения.

— На скольких человек рассчитаны ваши кризисные квартиры?

— На четыре семьи. Все зависит от того, сколько у женщины детей. Если это две семьи, в которых по 1–2 ребенка, то они поместятся в одной квартире. Если в семье трое и более детей, тогда три места получается. За квартирами закреплен куратор, который несколько раз в неделю выезжает в квартиру.

На первое время мы обеспечиваем семью продуктами питания, предметами первой необходимости. И у нас нет ограничения по времени. По опыту работы скажу, максимальный срок пребывания — это полгода, это если очень сложная ситуация, сложно найти источники существования семьи, проблемы с документами.

А в среднем — даже меньше — за 3–4 месяца женщина качественно прорабатывает с психологом свои проблемы, становится более уверенной, ей становится проще найти работу. С ней работают на мотивацию, на дальнейшее выстраивание жизненной траектории, решаем вопрос с пособиями. Активно работаем с органами соцзащиты, чтобы максимально все оформить, если есть возможность, получить алименты. Как правило, за это время находим какие-то ресурсы для семьи, чтобы она могла жить самостоятельно. Где-то это съемное жилье, где-то приобретаем жилье, например, после раздела имущества. Все очень индивидуально. Тут нет единого рецепта. Разное количество детей, разный возраст детей, от этого зависят пособия и работоспособность мамы.

— Как вы узнаете о таких женщинах?

— Они, бывают, сами звонят. Как правило, приезжают женщины из разных территорий Пермского края. Иногда мы женщин привозим сами. И такое было. Бывает, где-то нет денег — скидываем деньги на карту, помогаем приехать в Пермь. Где-то волонтеров ищем, которые помогают организовать транспортировку.

Был не один случай, когда женщины приезжали из деревень, а у них фактически обратного пути нет, потому что вся деревня об этой ситуации узнает, она вскрывается. Для них город Пермь — это настоящая другая жизнь. Ну жили они в маленькой деревне, не была ни разу нигде, а тут — транспорт, огни, шум, светофоры, которых у нее там не было, всё другое, ей полностью надо поменять свою жизнь. Конечно, страх, конечно, стресс.

— Возникают проблемы, наверное, и с пропиской в таком случае?

— С пропиской, да, достаточно сложные. Мы стараемся искать аренду жилья с возможностью регистрации. Есть такие арендодатели, которые идут навстречу.

— Какие специалисты у вас работают?

— Психологи, юристы, куратор кризисных квартир. Ключевая роль у куратора — это специалист по социальному сопровождению, который выстраивает траекторию по выходу из этой ситуации. Помогает оформить садик, школу, какие-то пособия, помогает, чтобы выстроилась коммуникация между юристом, психологом. Помогает искать, если надо аренду жилья, ищет, смотрит вместе с ней квартиры. Продуктами на первое время обеспечивает.

— Как финансируется ваша организация? Я видела, у вас были финансовые проблемы с проектом «Тепло».

— Они и остались. Сейчас мы нуждаемся в оборудовании спального места, стиральной машинке и других мелочах для кризисной квартиры.

Всё поддерживается за счет частных пожертвований обычных людей, субсидия была, но всего на месяц, спасибо, что хотя бы так. Конечно, хорошо, если хотя бы часть средств покрывало государство. Кризисные квартиры — это не единственная деятельность в организации.
«Тепло» — за счет которого содержатся и кризисные квартиры в том числе, это еще история про дать возможность людям покупать недорогую одежду, не выкидывать ненужную одежду и создание рабочих мест. Это всё важные социальные функции.

— Если такая ситуация сложилась, что кризисные квартиры все заполнены, а у женщины беда, тогда какой вариант вы ищете?

— Везем в Березники. Была ситуация, когда было все заполнено. Это было один раз. Плюс мы работаем активно с частными пожертвованиями, можем найти квартиру в аренду, найдем выходы. Цены на аренду квартиры не такие запредельные, особенно в отдаленных районах.
Периодически пожертвователи предоставляют нам квартиры на короткий срок, нужно только коммунальные услуги оплачивать.

Мы в любом случае поможем. Поэтому к нам продолжают обращаться. К нам направляют и участковые полиции, органы соцзащиты, потому что знают, что мы все равно семью на улице не оставим.

— Были ли случаи, когда после получения помощи женщины возвращались к своим мучителям?

— Были те, кто не доходил до конца, то есть возвращался к абьюзеру. Снова к нам они не возвращались. Кому-то муж пообещал путевку в Турцию, кого-то переубедил, заставил вернуться. Просто нужно время, каждой женщине разное. Кому-то четыре консультации с психологом будет достаточно, а кому-то нужны 24 консультации, полгода терапии, чтобы прийти в себя. Поэтому часто даже когда женщина выезжает из кризисной квартиры, сопровождение её не заканчивается, она продолжает посещать психолога, обращается за юридическими консультациями.

Мы работаем, пока случай не закрывается, пока проблема не решена. Более того, мы поддерживаем связь со всеми семьями, которые у нас проживали. И женщины, у которых уже все хорошо делятся опытом, как у них складывается жизнь. Такие встречи есть, мы им очень рады, потому что женщины даже внешне меняются, если честно. Становятся уверенней, красивее.

Ведь они приходят такие сгорбленные, взгляд в пол, запуганные, стараются одеться как можно более неприметно. Потом расцветают.

— У них получается жить самостоятельно? Начать самостоятельную жизнь уже без абьюза?

— Конечно, мы просто подставляем плечо, проходим этот путь рядом; даем ей поддержку и веру в то, что она справится, сможет. Женщина все делает сама. Бывает, что ведем за ручку в соцзащиту, потому что она боится обратиться за помощью, боится, что поставят на какой-то учет.

— Самый главный страх у них, что отберут детей.

— Да, кстати, мужчины — авторы насилия достаточно часто этим пользуются. Они говорят: «Я сделаю все, чтобы у тебя забрали детей, потому что ты не работаешь, ты не сможешь заработать на жизнь, ему с тобой будет плохо, что ты ему дашь? » Внушают этот страх, что не сможешь воспитать своего ребенка, никогда не заработаешь себе на жизнь. Женщины приходят с этими страхами. Причем не все же домохозяйки, много и работающих.

— Есть такая категория женщин, которые нуждаются в помощи, но этого не понимают. Терпят, прощают, страдают.

— Я не думаю, что они не понимают. Я думаю, что они просто боятся, что им не помогут. Страх преобладает настолько… Они не верят, что им помогут, а если им не помогут, им придется вернуться, и будет еще хуже. Вот этот страх не дает, порой, обратиться за помощью.

Как правило, физическое насилие всегда сопровождается психологическим. А физическое всегда сопровождается психологическим унижением. Автор насилия старается сделать все, чтобы у женщины не было каких-то коммуникаций. Она меньше начинает общаться с подругами, с родственниками. И никто не знает, что происходит в этой семье.

Практически никто не пишет историй о том, как женщине помогли, она начала новую жизнь. Очень не хватает этой позитивной информационной повестки, чтобы женщины не боялись. Они же видят в СМИ, что вот случай, в полицию звонили, полиция не помогла, он её убил. После этого кто-то захочет обращаться за помощью? Нет.

— Бывает, из кризисных центров женщины сбегают, бывает, оставляют детей. Были такие случаи?

— У нас ни разу… У нас одной из главных причин, почему женщина обращается за помощью — становится страх за детей, не дай бог что-то случится с их ребенком. Он поднимает руку на меня, возможно, он поднимет руку на ребенка. Да, ей страшно, она не знает, что ее ждет, но страх за своего ребенка настолько срабатывает, что она готова бросить все и уйти, чтобы спасти своих детей.

— Недавно в ЕСПЧ группа женщин, пострадавших от домашнего насилия, выиграли процесс, и суд рекомендовал России принять закон о противодействии домашнему насилию. Что думаете по поводу этой ситуации?

— Я считаю, что нужен отдельный закон. Потихоньку у нас в регионах меняется ситуация. И все мы ждем, что появится нормативный документ, или направление в работе государственного ведомства. В прошлом году у министерства социального развития появились субсидии для НКО по направлению — профилактика домашнего насилия. Закона пока нет, но хоть что-то появляется. Было поручение профильным ведомствам год назад или два назад разработать систему профилактики семейно-бытового насилия по линии министерств территориальной безопасности. Это было поручение по линии МВД, но пока ничего не создано.

Закон нужен, но меня радует, что появляются какие-то отдельные направления , и эта деятельность поддерживается. Государство, так или иначе, признает эту проблему. Это значит, что рано или поздно такой закон появится. Вопрос — когда? Конечно, чем быстрее, тем лучше, это упростит жизнь всем. Тем же правоохранительным органам, потому что сейчас их полномочий хватает на выписку административного штрафа.

Нужны нормативные акты, которые будут давать полномочия госорганам. Сегодня нет практически никаких возможностей взаимодействия. Штрафы копеечные назначают. Заплатил он этот штраф, и живет дальше. На 10 суток поместили в ИВС — отсидел, подумал, ничего не придумал. Отдохнул даже, кормят, поят, все чудесно у него.

Винить органы полиции? Что они могут сделать объективно, если убрать все эмоции, даже если брать случаи, когда соседи вызывают полицию. Полиция приезжает, в квартире тихо. Основания для вскрытия двери какие? Никаких, если за стенкой тишина. Закон заниматься должен не только наказанием, должен заниматься в том числе профилактикой. С авторами насилия она должна быть.

— Это как?

— Например, по-моему, в Норвегии это есть — обязательная терапия для авторов насилия. И она работает. Даже далеко не надо за примером ходить. В Санкт-Петербурге общественная организация «Альтернатива» занимается работой с теми, кто причиняет насильственные действия, так вот 87% из тех, кто прошел программу, прекращают совершать насильственные действия.

Люди, которые совершают насильственные действия, платят деньги за консультации, чтобы перестать это делать. Мы начали в Перми эту программу. У нас записался на консультацию первый автор домашнего насилия.

— И уже есть специалисты, которые могут с ним работать?

— Мы обучили в прошлом году двух специалистов. Есть отдельный телефон, где отвечают специально обученные психологи, которые работают только с авторами.

— Чего не хватает центру сегодня?

— Мечтаем о том, чтобы появилась не кризисная квартира, а большой кризисный центр, как в Москве. В Екатеринбурге меценаты подарили фонду «Аистенок» 12 млн рублей под Новый год на приобретение двух кризисных квартир. Может, и в Перми чудо случится.

Катастрофически не хватает бесплатной юридической помощи, адвокатов для жертв домашнего насилия и психологической реабилитации детей, ставших свидетелями насилия. Если бы это появилось на законодательном уровне, было бы круто.

Диана Заднепровская для Properm.ru