Posted 13 октября 2015, 08:00
Published 13 октября 2015, 08:00
Modified 2 марта 2023, 16:56
Updated 2 марта 2023, 16:56
В начале октября РБК опубликовали подробное интервью с министром финансов России Антоном Силуановым о дефиците бюджета. Пермский финансист — управляющий директор управляющей компании «Агидель» Виктор Тунёв — в ответ на интервью написал письмо Силуанову, в котором не согласился с основными тезисами министра.
Министр финансов Антон Силуанов недавно дал подробное интервью, в котором обозначил свое явно пристрастное отношение к дефициту бюджета, необходимости и способах его чрезвычайной ликвидации. Если бы это не влияло на мои личные финансы и каждого из нас, можно было пройти мимо, но, как говорится, накипело! Все-таки хотелось бы видеть в мыслях и решениях человека, разрабатывающего главный финансовый документ страны и отвечающего за макроэкономическую политику, больше обоснованности и меньше ложных теорий.
Антон Силуанов: «3% ВВП — очень высокий дефицит для такой экономики, как наша, в условиях внешних ограничений и закрытости финансовых рынков». |
Как раз наоборот. В условиях необходимости погашать внешний долг и отсутствии роста внутреннего кредита дефицит бюджета должен быть не меньше 3%, чтобы экономика не находилась в постоянной стагнации по спирали. Стагнация вызвана ростом склонности к сбережению у частного сектора, что естественно в кризисные периоды. Погашение долга является тем же способом сбережения и вызывает по цепочке сокращение частных расходов, доходов и налогов, а в итоге и будущих расходов бюджета.
Источники финансовых ресурсов известны — частный внутренний кредит, внешний кредит и дефицит бюджета. В 2014–2015 годах мы остались без первых двух составляющих — значит компенсировать их может только дефицит бюджета.
В 2014–2015 годах погашение внешнего долга отбирает около 3–4% ВВП, или практически всё, что получает страна от внешней торговли (экспорт минус импорт). Если в 2014 был прирост внутреннего кредита, который компенсировал сокращение внешнего долга, то в 2015 внутренний кредит почти не растет. При этом чистые частные сбережения (прирост финансовых активов минус прирост долга) естественным для кризиса образом выросли до примерно 12% ВВП (в 2009 было больше 14% ВВП).
Силуанов: «Сохранение высокого дефицита угрожает нам ростом инфляции — так называемого налога на бедных — и сохранением высокого уровня процентных ставок — налога на будущий экономический рост». |
Логика министра финансовследующая: от дефицита бюджета будет рост инфляции, что заставит Центробанк держать высокими процентные ставки, которые действительно ограничивают не только будущий, но и текущий экономический рост. Однако, инфляция не возникает из самого факта дефицита бюджета. Она возникает в классическом понимании при превышении совокупного спроса над совокупным предложением.
В российских условиях на объемы спроса и предложения прежде всего влияют резкие изменения цен на нефть и связанные с ними колебания курса рубля, а также темпы роста тарифов, пенсий и зарплат бюджетников. Дефицит бюджета может влиять на совокупный спрос только при опережающем росте расходов, а в нашем случае дефицит возник из-за сокращения нефтегазовых доходов при сокращающихся частных доходах и расходах.
Сокращение дефицита бюджета, а значит и определенной доли расходов и инвестиций в экономике, наоборот, может увеличить будущую инфляцию. Ведь сокращение инвестиций ограничит потенциал роста предложения, и в будущем, при новом активном росте частного кредита и спроса мы увидим новое превышение спроса над предложением… и инфляцию. Для примера далеко ходить не нужно: сокращение строительства новых домов сейчас вызовет недостаток новых квартир через несколько лет.
Силуанов: «К чему приводит неспособность своевременно решить проблему бюджетного дефицита, мы хорошо знаем по 1990-м годам: результатом хронического дефицита бюджета стали дефолт по государственным обязательствам и падение реальных заработных плат на 40%». |
Результатом дефолта 1998 года стал не хронический дефицит и растущий госдолг, и даже не кризис в Юго-Восточной Азии и снижение цен на нефть, а страх отпускать курс рубля в свободное плавание и сугубо политическое решение не платить по ГКО/ОФЗ в 1998 году. Даже несмотря на то, что основной долг был в национальной валюте, а его рефинансирование зависело только от желания монетарных и фискальных властей. Чуть ли не уникальный в мировой практике случай — отказ платить в валюте, которую сам выпускаешь. Удивительно, что курс рубля тогда все равно четырехкратно отпустили, что и стало причиной 40% падения реальных зарплат, дефолт ведь только усилил бегство капитала.
Конечно, «хронический дефицит», «пирамида ГКО» и другие термины из прошлого века надолго застряли в сознании, но их использование в условиях плавающего курса рубля допустимо разве что из популистских соображений, например, для недопущения роста военных расходов.
Заключение
Я надеюсь на ответ, пусть не словом, так действием, тем более, что он как в интересах пишущих письма, так и в интересах тех, кому они адресованы:
— Государство откажется от идеи повышения налогов и сокращения расходов в % ВВП и номинально, откажется от идеи «накопления резервов» не только в кризис, но и в принципе, потому что это прямой вычет денег, ресурсов из кармана каждого из нас. Рост экономики или цен на нефть сам сократит дефицит бюджета, если не будут раздуваться текущие госрасходы.
— Минфин будет больше заинтересован не в низком курсе рубля и сокращении дефицита бюджета, а в повышении эффективности налоговой системы, расходов бюджета и способов финансирования дефицита. Чтобы каждая составляющая была не чисто фискальной (изъять, поделить, отложить или проесть), а стимулирующей.
— Минфин разгадает загадку, как одновременно не думать об ограниченном размере резервного фонда и предельном дефиците бюджета, сохранить пенсионные накопления и создать безграничные возможности для роста внутреннего финансового рынка. Подсказка — потратить резервный фонд, из которого банки погасят кредиты ЦБ и будут заинтересованы в покупке облигаций Минфина при любом дефиците бюджета.