«Кошачьими лапками на большом пути». Галя Море — о Твиксе и том, как коты меняют мир

Об ответственном обращении и коте Твиксе

— Галя, ваш приют выступает за бережное отношение к животным. Недавно общество встревожила ситуация с котиком Твиксом, которого выбросили из поезда в 30-градусный мороз. Что вы думаете по этому поводу?

— Эта ситуация показывает, что люди могут быть безответственными… Я в полном восторге от реакции РЖД, они не стали что-то придумывать, а признались: да, ребята, вообще косяк, извините. Насколько я знаю, ту проводницу отстранили и, думаю, всё равно уволят. Я долго думала про нее, непонятно, как она будет дальше жить с осознанием того, что совершила.

— С другой стороны, может, ей грозило какое-то наказание, если бы она оставила котенка. Проводница же думала, что он бродячий.

— Да, у них там очень жестко. Это было связано с тем, что раньше, условно, закидываешь проводнику переноску, говоришь: «Вот вам тысяча рублей, Барсика довезите». А теперь РЖД приняли строгие правила, но они привели к тому, что кота выкинули из вагона. Причем это был кот не из ее вагона, она случайно заприметила… Очень грустная история, которая показывает, что кошки очень беззащитные. Казалось, что дела до них никому нет. Может, история Твикса подсветила всё отношение в целом.

— Так бывает: происходит трагедия или несчастный случай, и начинаются какие-то изменения.

— Много лет назад была история с хабаровскими живодерками — девочки покалечили щенков. Были митинги. Это ускорило принятие закона об ответственном обращении с животными, за который мы так боролись. Потом случилось то, что случилось.

Мы думали, что, возможно, история «Матроскина» поможет законодательно что-то поправить в отношении приютов для кошек, потому что установленные правила невозможно соблюдать. Не знаю, какие должны быть бюджеты, чтобы иметь возможность это делать.

О жизни приюта в условиях санкций

— С началом СВО и введением санкций появились трудности с вакцинами, лекарствами и кормами для животных. Как в «Матроскине» пережили адаптацию к новой реальности?

— Когда началась СВО, у всех была сильная паника, никто не знал, что делать. Первым делом мы больше всего боялись, что не будет лечебных кормов, — это самая большая трагедия. Помню, мы закупили какое-то неимоверное количество кормов и думали, что всё быстро закончится и будет хорошо. Но затем из России стали уходить иностранные вакцины.

Сначала наша команда думала, что нужны лечебные корма, потом мы поняли, что нужны иностранные вакцины, затем — что нужно всё, что мы сейчас потеряли. Вакцины нужны, чтобы коты меньше болели. Отечественные вакцины неплохие, но в них используются условно мертвые вирусы, которые не очень эффективны.

— А в иностранных — живые?

— Да, они живые и легче животными переносятся, встраиваются в организм, поэтому котики меньше подвержены заболеваниям. Соответственно, меньше эпидемий в приюте, и мы можем быстрее их пристраивать, — сплошные плюсы. Этого всего мы какое-то время были вообще лишены. Потом потихоньку нашли поставки, закупаем эти вакцины. Лечебные сухие и влажные корма остались, всё есть, просто стоит гораздо дороже. Но мы поняли, что не готовы экономить, несмотря ни на что. Видим, что некоторые приюты, которым тяжелее, чем нам, вынуждены переходить на другие корма, а мы пока держимся и продолжаем кормить теми кормами, что и раньше. Конечно, требуется больше усилий, чтобы это поддерживать.

— Насколько больше денег стало уходить на содержание кошек?

— Раньше мы покупали корма примерно на 100 тыс. рублей. Сейчас 200–250 тыс. рублей — наш ежемесячный бюджет только на питание кошек. Иногда эта цифра пугает, шокирует, но это мотивирует не останавливаться, бежать, делать. Я знаю: как только замрешь — всё развалится. Есть ощущение, что нужно удерживать хаос бесконечных санкций, хозяйственных проблем, проблем, связанных с помещением. Но останавливаться нельзя, потому что ты это держишь.

— Всё держится на вас?

— Не на мне, на нашей команде. Мы просто держим это как разваливающийся замок, который очень важно удержать. Он очень хрупкий и хранит хрупкие жизни. Он очень ценен и важен для нас. Иногда бывают моменты отчаяния, но мы справляемся, потому что никого позади нет. Есть только мы — здесь и сейчас. Тяжелые времена порождают сильных котиков.

Об истории с прокуратурой и поиске помещения

— Как получилось, что почти три года длилась проблема с помещением для приюта?

— В конце 2021 года мы объявили сбор средств на новое помещение, так как понимали, что нарушаем закон, запрещающий содержать кошек в подвале жилого дома. Мы об этом публично заявили. В нашей кампании по сбору средств так и написано, что есть закон, и мы его нарушаем.

В июне 2022 года к нам пришла прокуратура. Накануне нам позвонили: «Мы к вам придем на проверку завтра». — «Ладно, нам нечего скрывать, приходите». Есть стандартная процедура: прокуратура должна предъявить основания для проверки. Мы спросили о причине проверки, нам ответили, что не могут показать основания. При этом проверка длилась несколько дней.

— Как все прошло, и когда вы узнали основание?

— Сначала пришла прокуратура, потом ветеринарная инспекция. Ветинспекция выдала очень классное заключение, было очень приятно. Единственной претензией прокуратуры было то, что мы находимся в подвале жилого дома. Нам дали месяц, чтобы съехать. Всё это затянулось, закрутилось, завертелось.

Мы узнали основание проверки только в суде второй или третьей инстанции, когда поднимались до Верховного Суда. Выяснилось, что какая-то женщина жаловалась, что на Вышке-2 много собак, просила проверить и что-то решить. Ситуацию с приходом прокуратуры мы не поняли, но судья сказал, что если прокуратура хочет, она может приходить, когда вздумается, имея любое основание.

— А что с поиском помещения?

— Всё это время мы искали помещение, куда могли бы переехать, — арендовать или купить. Это сложный процесс, в котором команда приюта находится уже два года. Первые полгода после прихода прокуратуры мы были просто в шоке от происходящего, хаотично что-то искали. Потом наши подписчики предложили: «Ребят, давайте мы напишем Махонину, напишем президенту, всем напишем, и всё дадут». Мы подумали: «Ладно, почему бы и нет?». Написали обращение к Дмитрию Махонину, он говорит: «Всё хорошо, разберемся».

— И как успехи?

— В начале прошлого года мы вышли на департамент земельных отношений администрации Перми, в котором нам сказали: «Не переживайте, мы вам выделим участок. Но процесс занимает какое-то время». Мы ждали, потому что много внутренних согласований, и выяснилось, что участок стоит 12 млн рублей.

— Немного странно — вам выделили участок, сказали «Берите», но не предусмотрели, что нужны средства, которых у вас может и не быть…

— В департаменте земельных отношений сказали, что максимум, что могут сделать, — это снизить стоимость помещения на следующих торгах на 30%, так как в них никто не участвовал. Но нам это тоже особо не поможет.

Прокуратура пришла к нам, создался такой прецедент. Для нас было очень важно поучаствовать в судах, чтобы зафиксировать позицию суда по отношению к приютам. Было довольно грустно осознавать, что сами чиновники, сами судьи не очень понимают, насколько сложно соблюсти этот закон, с которым мы согласны на 100%. У него очень жесткие требования: например, наш приют должен находиться не ближе 150 метров к жилым домам, а земля должна быть специального назначения.

Мы посчитали: чтобы сделать всё без нарушений, нужно около 20 млн. Мы находимся в сложном положении, потому что публично объявили, что хотим соблюдать закон, но понимаем, что у нас нет на это денег. Есть два варианта: либо сдаваться и ничего вообще делать, либо находить компромисс в виде, наверное, смены назначения участка, потому что очень дорогие эти земли. Вообще, среди всего многообразия участков департамент земельных отношений нашел только два, которые бы на 100% соответствовали закону, — это пугает. Один стоит 12 млн рублей, второй дешевле. Это административно и финансово сложно.

— Есть сроки, в течение которых вы должны построить новое помещение?

— Мы должны были его построить уже два года назад, когда пришла прокуратура. Она посчитала, что мы должны за месяц построить и переехать. Но сроки уже давно истекли. Жить в ожидании того, что в любой момент снова может прийти прокуратура… Но тогда, думаю, их требование будет жестче, например закрыться. Если это случится, то не знаю, что будет, поэтому не хочется этого допускать. Хочется как можно скорее найти выход.

Возможно, данное интервью — попытка попросить не приходить к нам. Если прокуратура придет, будет невесело. Это самый страшный исход, но он возможен.

— Какой же выход из ситуации?

— Мы надеемся на покупку помещения и попытку перевода его в правильное назначение, но на это тоже нужно много времени. Не факт, что это получится, потому что на строительство, хотя бы начало стройки, у нас есть средства, а что делать с участком — мы до сих пор не знаем. Это самое страшное в нашей работе. Нам все говорят: «Просто купите дом, поселите туда кошек». Если бы это было так просто, мы бы так и сделали, но мы не можем, потому что все дома — индивидуального жилого строительства. Откликнулось несколько риэлторских агентств, которые помогут найти либо готовое здание, либо участок, помогут сменить назначение и сделать всё правильно юридически.

Но пока результата от этого взаимодействия нет. Непростая ситуация: мы всё равно на виду, на слуху. Я понимаю, что если мы что-то сделаем с нарушением закона, прокуратура придет снова и скажет, что мы ведем незаконную деятельность, и всё повторится. Если делать, то делать всё правильно, но на «правильно» не хватает денег. Это замкнутый круг.

За всё время мы собрали чуть больше 3 млн рублей. Еще есть благотворитель, готовый докинуть 2 млн, по факту будет 5 млн рублей. Сейчас мы еще в процессе продажи помещения, которое купили в 2018 году. Там тоже непростая история, потому что оно находится в Доме грузчика, а дом то ли под снос, то ли аварийный.

— Это давняя история…

— Мы в непонятном состоянии находимся, потому что «нелегально» спасаем кошек. Это довольно смешно и забавно, но это факт. Как из такого порочного круга спасения котов выйти — я не знаю. Даже не знаю, какую статью вы хотите написать про «преступников», которые спасают котов. У меня даже был штраф как руководителю, что я допустила размещение приюта в подвале.

— А на какую сумму?

— Небольшой, 2 тыс. рублей. Спасибо, что как руководителю, потому что если бы выписали фонду как юридическому лицу, то это было бы 150 тысяч. Знаете, у нас нет обиды на кого-либо в судебных процессах, кроме того, мы не знаем, могли ли судьи помочь. Некоторые по-человечески нас понимали, но ничего не могли сделать, но были и те, кто говорил: «Нет, вы занимаетесь какой-то фигней, зачем вам кошки?». Разные люди, как и везде.

Мы не озлобились, ведь сами проводили разные митинги в поддержку этого закона. Стали заложниками ситуации не только мы, но и другие приюты, которые просто не раскрывают свой адрес, не пускают прокуратуру. Мы тоже могли сказать: «Мы вообще кошек не содержим, что вы пристали?». Думаю, тогда не пришли бы. Но для нас очень важно быть открытыми, обозначить проблему.

— В конце прошлого года в Арбитражном суде Уральского округа завершилось рассмотрение жалобы «Матроскина» на решение прокуратуры. Вы пойдете дальше, до Верховного суда?

— Мы уже не готовы идти дальше, хотя юрист у нас прекрасный, помогает и другим приютам. Решили, что мы — все. Во-первых, это отнимает очень много моральных сил, которые мы могли бы тратить на поиск участка и ресурсов. К каждому суду надо основательно готовиться. После каждого заседания я была просто вымотана, потому что это был мой первый опыт. Для меня всегда было важно стараться соблюдать закон. Когда закон вышел, мы сказали: «Так классно, но надо что-то делать». Начали что-то делать, но прокуратура к нам пришла раньше.

Проблема всех приютов одна — финансовая, потому что это чаще всего частные инициативы. «Матроскин» хотя бы все знают, ему помогают. Но есть много инициатив, когда человек снял подвал и содержит там животных. Что ему делать? Возможно, это вопрос послабления правил, но, опять же, насколько? Кто будет решать, какими будут правила? Если требования будут слишком легкими, то открывать приюты начнут безответственные люди. Сейчас у нас нет полномочий для разработки законов, потому что в 2008 году юрист нашей организации участвовала в разработке первого чтения этого закона, когда там еще про приюты не было. У нас нет поддержки во власти.

— Очевидно, что нужно обращаться к властям — городским, региональным, может, федеральным…

— Возможно, просто у нас недостаточно навыков коммуникации. Я очень люблю книгу под названием «Пока мы лиц не обрели». Там есть цитата: «Как ты можешь предстать перед богом, если у тебя еще нет лица». Как ты можешь вести с властями диалог, если ты никто для них? У нас нет таких навыков. И пока нет примеров, чтобы другие приюты могли чего-то добиться.

Еще есть ощущение, что люди думают: раз мы открыли приют, значит, государство должно помогать, должны выделить землю и всё дать. Но мы так не считаем. Это же было наше собственное желание — помогать кошкам. Помогать не должны, но и мешать не должны — вот такое желание. Иногда создается ощущение, что столько энергии уходит на препятствия, суды, все поиски, вместо того чтобы спасать животных.

— НКО участвуют в конкурсах, выигрывают гранты. Было бы здорово, если бы и вы заявились, представили проект, защитили его и получили какую-то сумму.

— Приют «Матроскин» получал президентские гранты, но в последнее время не особо. Проблема в том, что гранты не даются на строительство капитальных зданий, покупку участков, — только на проектную деятельность, например, проведение фестиваля, стерилизацию какого-то количества кошек, событийные или новые проекты. Например, «Уроки доброты» у нас организованы при поддержке Фонда президентских грантов. На строительство, к сожалению, не дают.

Мы обращались и к бизнесу, но он сейчас в какой-то прострации. Сложно быть открытым легально, но мы выбрали такой путь. Пока не находим решение.

О сложностях поддержания диалога с властью

— Вы остаетесь на связи с департаментом земельных отношений? Рассматриваете вместе с городскими чиновниками варианты для размещения «Матроскина»?

— Когда я изначально обращалась к ним, я не верила [что найдутся варианты — прим. Properm.ru]. Они поделились, что в ДЗО больше всего обращений в Пермском крае. Они проделали огромную работу, чтобы выставить на торги этот участок. Было очень много согласований разных внутренних департаментов. Когда мы сказали, что просто не можем себе позволить участок на торгах, потому что это невообразимо дорого для нас, то не хотели показаться неблагодарными. Конечно, мы обратились снова. В рамках закона эти два участка — единственное, что подходит. Возможно, нам понадобится помощь департамента в изменении назначения участка, если купим другой участок. Они сказали: «Ищите участок, показывайте нам, а мы будем говорить, можно это сделать или нет». У нас было очень много надежд на найденный участок, жаль, что его оценили в такую сумму. Не понимаю, почему так произошло.

— Появилась наивная мысль: раз застройщики строят социальные объекты (детсады и школы), то почему бы им не построить помещение для приюта?

— Да, но в своих жилых комплексах они создают свою инфраструктуру. Мы пока далеко не думаем, но есть несколько людей, которые готовы помочь нам словом, делом, стройматериалами, главное, чтобы было место. Это основа нашего существования.

Когда мы думаем про участок, нас уже, конечно, начинает нести, потому что думаем: а что, если мы там сможем и собачек, и еще кого-нибудь приютить. Конечно, это пока просто мысли, потому что 12 млн мы будем еще лет пять собирать. С покупкой более дешевого и переводом есть надежда, что у администрации города получится помочь. Но они нам ничего не должны, и мы им ничего не должны.

— Почему сложно выстроить диалог, чтобы объединиться и решить проблему с помещением?

— У нас в команде, в отличие от «Дедморозим» или крупных фондов помощи детям, нет людей, которые умеют говорить с властью. Может быть, нужен особый дар или готовность соглашаться на какие-то компромиссы. Мы не знаем. Мы пока выстраиваем эти сложные связи.

Например, есть приюты для собак, которым действительно выделяются земли, какая-то поддержка есть, потому что собаки — социально острая проблема для людей, которые их боятся. А котики — не очень большая проблема для государства, у которого сейчас и так много проблем, потому что котики не кусаются, от них нет угрозы. Возможно, поэтому государство не очень торопится с помощью приютам для кошек.

— Как договориться и получать больше поддержки?

— Несколько лет назад мы организовали всероссийский общественный форум, где представляли защитников животных. Была возможность выразиться, пообщаться между собой и с представителями власти. Сейчас нет таких площадок взаимодействия с властью. Вроде бы все заодно, а на деле — по разные стороны баррикад.

У моей коллеги из приюта «Доброе сердце» есть теория, что у приюта и государства разные миссии: приюты защищают животных от людей, а государство, наоборот, защищает людей от животных. Поэтому мы располагаемся на разных полюсах.

«Ощущение, что ты не один и не одинок, очень важно»

— Обидно, что «Матроскин» у многих на слуху, но известность не помогает вам справиться с трудностями…

— А мне кажется, это хорошо. Я думаю, что если бы какой-то менее узнаваемый приют или приют с не настолько сильной командой столкнулся бы с такими трудностями, скорее всего, он бы закрылся. Для нас очень важна поддержка друг друга. У нас нет конкуренции, просто есть другие приюты — все одно дело делаем. Например, мы можем поделиться с ними остатками кормов или они поделятся с нами. «Матроскина» всегда на фестивали приглашают, мы почти со всем справляемся. Может, наоборот, «Матроскину» помогает не столько финансовая поддержка, сколько поддержка людей именно словом. Иногда читаешь комментарии и думаешь: «Мы всё сможем».

Люди, которые приходят в «Котокафе», постоянно у девчонок спрашивают: что с участком, что с помещением? Ощущение, что ты не одинок, очень важно.

Обидно? Да. Но в Пермском крае есть вообще отважные герои. Например, приют в Верещагино, который мы поддерживаем, — женщина-пенсионерка собирает кошек, и они живут у нее в квартире. Не дай бог, если бы к ней пришли, как бы она справилась? Никак.

— Она оставляет котиков на передержку и потом ищет хозяев?

— Да. Мы помогаем котика стерилизовать, привозим корма и всё, что нужно для содержания кошек. Таких инициатив очень много, и хочется их поддерживать. А по факту они стали незаконными. Как быть? Непонятно.

— Во время благотворительных мероприятий вы собираете средства на работу приюта. Планируются ли в этом году подобные акции?

— Ближайшее, уже традиционное, мероприятие — «Собака-обнимака» — пройдет 25 февраля. Мы собираемся, фотографируемся с собаками, приглашаем друзей — приют для собак «Доброе сердце». В апреле планируем провести «Эко-котофест».

Наша команда поняла, что с началом СВО и историей с прокуратурой мы подзабили на экологию, хотя раньше занимались развитием и этой темы. Было много смятения. Когда началась СВО, я думала: «Зачем мы стараемся сокращать использование бумажных стаканчиков и сдаем их в переработку? Мир скоро рухнет». Потом паника прошла, мы поняли, что хотим продолжать.

На фестивале «Эко-котофест» пермяки смогут сдать вещи на переработку. Экоактивисты расскажут про экологичный образ жизни. Также пройдет выставка котиков. Мы дружим с экологами, поэтому хочется сделать событие на стыке нашей деятельности.

— Немного наивно так думать, но вдруг кого-то нового заинтересуют подопечные или деятельность «Матроскина»…

— Наш разговор с вами — это фиксация момента в истории приюта: сейчас мы вот здесь. Я люблю перечитывать интервью, особенно когда мы только открыли приют, я думала: «Сейчас мы спасем всех котиков, мир, любовь». Мне нравится история нашей большой победы, когда мы смогли выкупить это свое помещение в 2018 году. Смотришь на себя, когда ты в процессе, потом это случилось — это просто часть нашей жизни, то, что помогает. Если к этому относиться так: все, к нам пришла прокуратура, то все, конец, закрываемся. Таких ситуаций можно было найти тысячи в нашей работе, но каждый раз приходишь к выводу, что это часть нашей истории, и «Матроскин» будет жить, сколько будут биться наши сердца.

О жизни на стороне котиков и источнике сил

— Некоторые говорят, что, раз долго тянется история с переездом, идет суд с прокуратурой, можно и не писать о «Матроскине» — всё равно бесполезно. Но нам кажется, что писать нужно, чтобы о вашей инициативе узнало больше людей. Может, станут больше помогать…

— … или возьмут котиков у нас. Для команды приюта это всегда было очень важным. Это история про развитие сферы. У нас был Tik Tok, где было много подписчиков. Все говорили: «Зачем вы тратите силы на ведение тик-тока, его смотрят 14-летние девочки из Барнаула, они котов не возьмут, не пожертвуют». Но эти девочки пишут: «Когда я вырасту, я открою приют». Даже если человек не откроет приют, у него есть эта мысль, импульс, он вложит его не в выкидывание кота с поезда, а в доброе дело.

«Матроскин» вдохновил очень многих. Было много небольших инициатив помощи кошкам после того, как люди взяли у нас котика или прочитали про приют и вдохновились. Наша задача — говорить про эту сферу. Сейчас она не в упадке, но в непростой ситуации. Мы, как дурачки, — не можем ни денег собрать, ни с государством договориться. Пока так, посмотрим, что будет завтра.

— Остались силы бороться?

— Вообще, сегодня впервые на встрече с журналистом я признаюсь в бессилии. Мне кажется, до этого я каждый раз говорила: «Нет, сейчас мы поборемся, немножко осталось». А тут ты всё попробовал и понимаешь, что есть вещи, перед которыми ты бессилен. Пока я не знаю, как мы будем справляться, но мы должны. Мне кажется, «Матроскин» — это общее наше дело. Очень многие его поддерживают и переживают.

Есть сильное ощущение фрустрации, оттого что вроде у нас есть средства, мы можем что-то сделать, но ничего не можем, потому что не хватает денег купить участок, который соответствует требованиям. Это бесконечная история, где мы боремся-боремся, но не видим результата. Это отнимает очень много сил, у людей гаснет надежда и вера в светлое будущее. Возможно, просто нужно больше времени для сбора средств. Если бы у нас было пять лет, мы могли бы спокойно, размеренно это делать. Может, было бы меньше токсичности в том, что мы делаем, но у нас этого времени нет. Состояние постоянных скоростей тоже очень выматывает.

— Как вам удается сохранить веру в себя и будущее приюта? Создается впечатление, что вы всегда боретесь, находясь на стороне добра.

— На стороне котиков. Мне кажется, помогает в этом деле осознание того, что нет времени на размышления, на рефлексию. Нужно делать, потому что мы находимся в очень ограниченных сроках. Команда «Матроскина» каждый день делает всё возможное, чтобы приют переехал. Вдохновляют котики, поскольку хочется, чтобы приют вмещал большее количество животных.

Сейчас приют максимально вмещает 70 кошек, в котокафе могут жить еще 20 котиков. Есть животные на лечении в клиниках и на передержках… Каждый раз, засыпая, я представляю, как будет выглядеть наш будущий «Матроскин» — это такая мечта. Ты внутри себя ее визуализируешь, она помогает просыпаться, идти и действовать. Мечта о спасении большего числа животных меня не отпускает, потому что каждый день нам звонят люди с просьбой забрать, спасти.

О возврате кошек и правилах приюта

— Приходится ли вам отказывать людям, желающим забрать котика?

— Это довольно часто происходит, очень грустная и обидная для всех практика. У нас строгие правила пристройства котиков: человек должен быть старше 18 лет, все его родственники должны быть согласны. Он обязан соблюдать рекомендации по кормлению. Также мы против свободного выгула — котики могут гулять, но только со шлейкой. Для некоторых людей это вопрос принципа, и, естественно, мы таким людям отказываем.

Обычно мы направляем людей в другие приюты, где менее строгие правила. Для нас как ответственного приюта очень важно другим организациям показать нашу заботу и ответственность за животных. Мы столько сил вкладываем, поэтому не хотим, чтобы люди как-то навредили нашим бывшим подопечным. У «Матроскина» есть служба качества: Эльза Фатхуллина обзванивает тех, кто взял кошек, спрашивает, как дела.

— Случалось ли возвращать котика обратно в «Матроскин»?

— Приходилось забирать котика, когда человек говорит: «Я не вывожу». Это происходит без конфликта и с благодарностью, ведь хорошо, что хозяин не выкинул кота, а нашел в себе смелость признаться, что не справляется, и передал нам.

Наша команда видит, что люди с каждым годом становятся значительно адекватнее и ответственнее. Возможно, они читают статьи, видят в интернете, как нужно ухаживать за питомцами. Раньше очень часто люди говорили: «Я буду кормить кота со стола», сейчас это случается реже.

Всё меняется — потихонечку, маленькими шажочками, кошачьими лапками на большом пути.