Ришечка. Или о том, что государство делает и не делает для детей из неблагополучных семей

1. Это длинная история, она со мной уже 37 лет, и останется навсегда.

2. Это очень грустная история. Не читайте, если не хотите «негатива».

«Одна девчонка в 16 лет поверила в счастье, которого нет. А кто она, как её зовут, вы догадайтесь сами…» Её звали Марина, а я звала её Ришечка и очень любила.

«Ма-ри-нааа! » — а внутри что-то бьется, стучит, дышать сложно, солнце слепит… «Ма-рррри-нааа!»
«Да выходит, она, выходит», — услышала прокуренный ответ.
«Марина», — сказала я уже сама себе тихо, удивляясь новому умению — выговаривать «р». Мне было 4 года. И это редкое теплое воспоминание из такого детства. Да, в 4 года мы спокойно гуляли на улице одни, заходили друг за другом в гости. Смотрю сейчас на своих двух четырехлеток, как бы примеряю: вот они вышли во двор, вот пошли, скрылись из виду… В этот момент начинаю, как правило, трясти головой, отгоняя морок. Да ни фига. Чтобы я отпустила их одних! Как же! Щас!

Я узнала, что такое слова-паразиты. Меня так смешило поначалу. Почему «блин»? Зачем эта девчонка, сидящая на березе, через слово говорит «блин»?

Они приехали откуда-то, почему-то мне думается сейчас, что из Казани. Старшая Марина, младшая Катя и их родители. Про ее маму, говорившую всегда очень мало, очень быстро и непонятно, знаю только одну историю. Она родилась в семье, где было 6 дочерей. И на какое-то 8 марта отец подарил им зеркало в рост, одно на всех. Я представляла её молодой и счастливой. Её и сестер, веселящихся у зеркала в ситцевых платьях. В общем, такая идеальная картинка из идеального советского кино. Про отца помню и того меньше. Его звали Владимир, он был рыжий, а умер, перепутав бензин с сивухой. Страшно пить родители Ришечки начали после того, как колхоз закрылся, а они остались без работы. Дом, в котором они жили, был колхозный, это был хороший дом. При нем был шикарный сад, в котором росли груши, яблони и даже сливы.

За очень короткий промежуток времени дом сник, сдал. Вечное похмелье было тяжело для него, он покосился, заплесневел, разрушился местами. Один раз, уже школьницей, я зашла туда… Дышать было невозможно. Но не от радости и удивления. Смрад. Тогда я точно поняла значение этого слова. Грязь. Плесень. Чад от печки. Вонь. Я никогда в жизни больше не видела ничего подобного, хотя много раз бывала потом в аварийном жилье, писала про него.

Ришечка была маниакально трудолюбива. И вероятно, если бы был запрос от родителей отмыть дом, она бы его вылизала, вычистила. Но мы были детьми. А запроса от родителей не было. Зато был запрос от школы. На рогозу для поделок. И мы топали на болото, где как рабы на плантациях, драли камыш, потом мешками тащили его домой, мочили, сушили, гладили…

Ришечка заготавливала больше всех золотистых пластинок. Их не нужно было столько, но она могла. Она очень многое могла. Мы ходили в школу на скорость (эта привычка — ходить быстро всё еще со мной). 2,5 км по грязи или снегу — быстрее, быстрее! Но не бежать. Ришечка собирала больше всех лесной малины или турнепса во время осенних школьных «отработок». А потом в шалаше мы ели турнепс и то, что взяли с собой из дома. «Ну, давай, доставай свои Сникерсы!» — смеялся над ней глупый Петька, зная, что кроме хлеба ничего у нее нет. А она не обижалась.

Когда я вижу очередную ахинею про то, как доярки из хацапетовок превращаются в звёзд, я вспоминаю трупы. Сотни голых и мертвых людей, на которых я насмотрелась до рвоты. Мне было 19 лет. Я не знала никаких «особенных примет», шрамов, следов от ожогов. Я могла бы рассказать следователям про мешки с рогозой.

Или про то, как мы гуляли по теплым ржавым рельсам железнодорожной ветки, ведущей на таинственную воинскую часть. Поезда там не ходили, а мы ходили. И всегда пели. Я все эти песни до сих пор не могу петь без слёз. «Синие лебеди, светлые сны, Гордые птицы волшебной весны, Вы обманули меня, улетели за дальние дали…» Одну из песен я искала, но не нашла. Может, кто-нибудь знает? «Белый мышонок Тарасик продал свой старый матрасик, Продал свой старый комод И устремился в поход. Плыл он по речке безлюдной. Плыл он на лодочке утлой (?)…» Не помню. Мелодию помню. И частенько мычу её… Особенно, когда тяжело.

Я могла бы рассказать следователям, как мы вместе ездили зайцами на электричке. Я в лицей, а она в училище «Уральское подворье». Она училась на пекаря, отлично училась и все время делилась рецептами. Как-то достали муку, нашли маленькую печку. И Ришечка напекла сочники с творогом. Как же это было вкусно! Я очень, очень люблю сочники с творогом.

Чувство вины — тяжелое чувство. С ним сложно жить. Да, мне было 19 лет, у меня не было своего угла, я училась и работала, и вроде, еще не вышла замуж, когда она пропала. Но…

На Перми-2 ее затолкали в машину и увезли. Я ходила в полицию, в морг, в полицию, в морг — там и насмотрелась на трупы. Искала Ришечку, но не нашла.

Через несколько лет стало понятно, куда и зачем её увезли. Громкое дело о сутенерах, которые собирали девчонок из деревень, подсаживали на наркотики, заставляли заниматься проституцией. «Ой, не лезь, не ищи, — говорил следователь. — Наших и то в подъездах караулили. Если нет в живых, то нет». Больше 200 девочек и девушек стали жертвами преступников, многие, не только моя подруга, пропали без вести. А присяжные оправдывали тех, кто был в этом замешан.

Ришечка никогда не пила, не курила, не была наркоманкой, не материлась, несмотря на то, что родители были жуткие матершинники. Она не была глупой. И могла бы многого добиться. Как можно было ее насиловать, мучить, убивать? Как можно было оправдать тех, кто сделал это?

Мне редко снятся сны. А она приснилась. Красивая, красивая, в белом длинном платье с широкими рукавами. «А почему ты Вовку моего не усыновила? » — спросила. Да, Вовка родился почти сразу после того, как она окончила «Уральское подворье». Назван был в честь деда. Я стала искать, в какой детский дом его забрали. Нашла. Попыталась отследить его судьбу через знакомых в этой сфере, ответили, что его усыновили и увезли. И тайна усыновления же. Я не знаю, правда или нет.

Я знаю, что её жажда жизни могла бы свернуть горы. Если бы в тот момент, после училища, ей бы помогли с работой и углом. Если бы государство не упустило этот переломный момент, не бросило бы. У нас вообще принято бросать именно в переломные моменты. Поэтому впечатление, что ничего не делается. Делается, но не доводится до конца.

А про училище «Уральское подворье» читайте на Properm.ru завтра. Для моей Ришечки это было очень счастливое время. Самое счастливое.